Павлухин глубоко вздохнул и смиренно сказал:
— Ну, хорошо. Будем считать, что у тебя очень правдивые глаза. И я поверил тебе на слово.
Геолог засмеялся.
— Какие занимательные пошли нынче кандидаты. Это надо же — поверил на слово! Очень ненаучный подход к вопросу. И у кого! У мужа науки. В конце концов, — притворно вздохнул он, — тут не полюс недоступности, и можно было бы найти кого-нибудь другого.
— Разумеется, в этом нет никакой проблемы, — с предельным безразличием ответил Павлухин. — Так сказать, слепой случай.
— Случай, случай! В том-то и беда, что мы все отдаем на волю случая. Если бы я не притащился в твой институт, был бы тебе случай.
Ладуха неожиданно остановился.
— Стоп! Дальше пойдем без дороги. Вон туда, вверх по склону. Давай немного отдохнем.
— Я не устал.
— Отдохнем, нам не к спеху.
Он осторожно опустил свой колоссальный рюкзак и присел на траву. Дотянулся до куста барбариса, обломил верхушку с молодыми листьями. Пожевал.
— Неплохо, кисленькое. Попробуй.
— Не хочу, — отказался Павлухин. Настроение у него портилось самым решительным образом.
«Какой двусмысленный человек, — с неожиданно острой неприязнью подумал он. — И ведь не успокоился еще, что-то такое про себя готовит: неприятность какую-нибудь или каверзу приберег. По глазам видно, что разговор только начинается. Какого же дурака я свалял!.. Авантюрист! Тащил этот дурацкий рюкзак, не рюкзак даже, а целый дирижабль. Что там может быть? В нем весу, наверное, килограммов сто, не меньше…»
Ему опять припомнились и та бесцеремонность, с которой Ладуха подошел к нему в коридоре института, и та фамильярность, с какой он в первые же минуты знакомства начал обращаться к нему на «ты»…
Ладуха отбросил общипанную веточку и с рассчитанным вызовом сказал:
— Я знаю, почему ты мне сразу и безоговорочно поверил. Ты сразу почувствовал, что в этом что-то есть, разве не так? Ведь это бросается в глаза, тут и непосвященному ясно, что пахнет открытием. А у тебя отличный нюх на новенькое. И, скажу тебе откровенно, это совсем неплохо.
В первое мгновение Павлухин опешил от неожиданности, а потом смертельно оскорбился. Теперь ему все стало ясно — по крайней мере, он так считал. Возмущенный до глубины души, он резко выпрямился и, едва сдерживаясь, процедил сквозь зубы:
— Ах, вот оно что… Вот к чему ты клонишь всю дорогу! Какого же черта ты меня сюда притащил! Я тебе кто — мальчик для битья? В конце концов я не напрашивался в попутчики!
