Я и сам частенько выезжал в безлюдное место с какой-нибудь девицей на соседнем сиденье. В Лиме, например, это была Эвелин Текстер. Такая необходимость возникает, как правило, если немного перебрать виски. «Люб.овных» дорог в Америке предостаточно. С них можно съехать в сторону — скажем, на луг или на просеку — и оказаться только вдвоем. Нежный шепот, поцелуи, клятвы в верности…
В таким случаях освещение обычно выключается, что, видимо, забыла сделать эта парочка. Но не обманываемся ли мы? За действиями парочки мы наблюдали минут двадцать, собираясь отсрочить начало операции. Но вот двигатель машины завелся, и она помчалась далее в ночь.
Почти одновременно крупными мокрыми хлопьями стал падать снег.
— Пошли! — сказал я, обращаясь к Билли. Резиновую лодку снова вытащили на палубу и присоединили шланг подачи сжатого воздуха. Она была накачана в считанные секунды. Два здоровенных матроса стояли уже наготове. Чтобы снизить шум плеска весел, они обмотали их лопасти тряпками. Командир протянул мне руку.
— Всего хорошего, — пожелал он мне. — Я тотчас же возвращусь, если вы позовете.
Кивнув, я пошел. Движения мои были чисто механическими. Билли пришлось дернуть за руку, так как он остолбенел от страха, уставившись широко раскрытыми глазами на берег.
— Осталось совсем немного, — подбодрил я его. Резиновую лодку осторожно спустили на воду, и мы сошли в нее.
Снег слепил нам глаза. Волнение моря было совсем небольшим. Оба матроса начали энергично и ритмично грести.
И вот мы отошли от «U-1230» на десять… пятнадцать… двадцать метров.
Чтобы добраться до берега, потребуется две-три, а может быть, и четыре минуты. В лодке мы с Билли сидели как два трутня. Когда-то давно на веслах на берлинском озере Ванзее сидела одна девушка. Я был значительно тяжелее ее, и лодка постоянно кренилась в мою сторону. Она захотела проверить, сможет ли перевезти меня через все озеро. Лицо ее раскраснелось. Ветер трепал непокорные локоны. А мне подумалось, что она сделает, если я ее сейчас поцелую. Почему-то это вспомнилось мне именно в ходе операции, когда речь шла о нашей жизни и смерти. В минуты опасности люди пытаются, как правило, думать о чем-то приятном.
Мы оставили позади уже половину пути. Впереди еще сто двадцать—сто тридцать метров.
На горизонте показался свет фар какого-то грузовика. Мы услышали шум двигателя. Пожалуй, он идет на третьей скорости, подумалось мне. Сейчас он проскочит дальше: если бы хотел остановиться, то давно уже выключил бы мотор.
