Стоя незамеченным в темном проходе у двери, Рис переступал с ноги на ногу — его одолевала жажда крови. Когда-то в молодости он ринулся бы в самую гущу драки, лишь бы ощутить жаркое биение пульса, жалящее прикосновение осколка стекла, царапающего кожу, и вкус крови во рту. И даже сейчас он испытывал странное возбуждение. Оказывается, он был еще жив…
Но больше не молод. Война утолила его жажду драк и боли. И он давно уже не считал себя живым.
Минуты через две общая свалка распалась. И снова два болвана, задыхаясь, стояли лицом к лицу — они явно жаждали большего. И оба глупо ухмылялись — словно привыкли к таким субботним забавам. Впрочем, возможно, так оно и было.
Да и какие еще развлечения на этих пустошах? Только пьянство и стычки…
Внимательно изучив их лица, Рис задался вопросом: уж не братья ли эти двое? Хотя, возможно, кузены. У того, кто повыше, были расплывчатые черты лица, у того же, что покороче, — клюв, как у хищной птицы. Но глаза у обоих были одного унылого оттенка голубого, и в них отражалась абсолютно одинаковая пустота. А на лицах были написаны глупость и тупое упрямство.
Тот, кто покороче, схватил низкую табуретку и стал вертеть ею перед противником, словно дразня быка. И Бык не выдержал. Попытался нанести удар поверх табурета, но ничего не вышло. Рука просто не достала до противника. Тогда Бык схватил подсвечник и стал им размахивать.
Клюв отшвырнул табурет, разлетевшийся на части при ударе о камин. Бык на секунду отвлекся, а Клюв прыгнул к столу, все еще накрытому к ужину. На белой скатерти, усеянной крошками хлеба, по-прежнему стояли полупустые тарелки.
Рис нахмурился. Когда это старый Мэддокс обзавелся такой роскошью, как скатерти?!
Но все эти мысли вылетели у него из головы, когда Клюв выхватил нож.
— Я научу тебя, как замахиваться подсвечником, шлюхин ты сын! — прорычал он.
Все присутствующие замерли. А Рис оттолкнулся от дверного косяка и выпрямился, намереваясь вмешаться. Уж если в ход пошли медный подсвечник и нож, кого-то могли серьезно покалечить, если не убить. Как ни устал Рис от драк, еще больше он был утомлен видом умирающих.
Но прежде чем он успел сделать хоть шаг, где-то в стороне раздался грохот. Оказалось, разбилась бутылка — дзинь-дзинь-дзинь.
А потом вдруг бух — и Клюв без сознания рухнул на пол. С головы же его стекали винные струйки.
— Хэролд Симонс, за это вино платишь ты! — Стройная темноволосая женщина стояла над бесчувственным Клювом, сжимая в руке то, что осталось от бутылки зеленого стекла. — И за скатерть тоже, олух! — Она покачала головой, с сожалением прищелкивая языком. — Кровь и кларет никогда не отойдут от белого полотна. Что же до тебя, Лоренс…
