— Любили его в Сербии? — полуутвердительно спросил Филатов.
Милош оглянулся:
— Не все.
— Но многие?
— Да, можно сказать и так, — согласился тот.
— Большинство? — предположил Филатов.
— Нет, вряд ли, — принялся отрицать очевидные вещи Милош.
— Большинство! — уверенно возразил Филатов. — Я таких похорон еще не видел.
Филатов понимал, что этим спором Милоша ни в чем не переубедит. Тот останется при своем мнении, а он — при своем. Но он опасался, что Милош опять заведет разговор о своей дочурке, а слышать о ней он больше не хотел, тем более сейчас. Он чувствовал, что еще долго не захочет пить тот сорт виски, что стоял у них на столе вчера. Тот будет ассоциироваться у него с рассказами Милоша о своей дочери, отбивая тягу к алкоголю.
— Много денег потратили, — сказал Милош, — только и всего.
— Деньги — это еще не все, — возразил Филатов. — Есть люди, на похороны которых никакими деньгами не заманишь.
Милош опять оглянулся, но ничего говорить не стал.
«И правильно, не возражай», — подумал Филатов, чувствуя нарастающее раздражение против Милоша. Не столько против него, сколько против самого себя, позволившего заморочить себе голову и отвлечь от дела. Ему вдруг захотелось, чтобы автомобиль поломался и он пошел бы дальше пешком, оставив Милоша и его водителя хлопотать возле машины. Впрочем, Милош и тогда, наверное, увязался бы следом.
Примерно через час машина въехала в какой-то городок. Попетляв немного по окраинным одноэтажным улицам, на которых было на удивление много дорожной полиции, они остановились у ворот какого-то дома. Милош оглянулся и посмотрел на Филатова.
— Приехали, — сказал он.
Они вышли, машина отъехала. Милош провел его во двор. Дом был такой же, как и многие по соседству, — белые стены, красная черепичная крыша, высокий бетонный забор. Просто дом. Над въездными воротами — нечто вроде павильона, тоже с двускатной черепичной крышей.
Охрана, завидев Милоша, пропустила их беспрепятственно. И раньше, на дороге, многочисленные полицейские кордоны их не останавливали, а полицейские из младших чинов отдавали Милошу честь.
Во дворе под старым развесистым деревом Филатов увидел забетонированную яму и подошел к ней. Яма была готова к приему гроба. Ему показалось, что здесь несколько дней работала целая строительная бригада. Филатов подумал, что яма похожа на разверзнутую черную пасть земли, которая рано или поздно поглотит каждого и станет медленно перемалывать, пока от того ничего не останется. Вот уж точно, мать сыра земля. Но только зачем же ее бетонировать? Ведь это противоречит библейскому «из земли тебя взяли, в нее же и уйдешь».
