Филатов не знал больше никого, кто так мастерски выступал бы на митингах. Он видел многих, но все они были лишь бледной тенью Вождя, который мог говорить словно Фидель в его лучшие годы — часами. Вождь рассуждал об известных всем фактах, но его речам внимали, словно откровениям. Глядя на него, Филатов понял, что важно не что говорить, а как говорить. Важна харизма и ощущение внутренней силы оратора. Нужно показать толпе, что ты точно знаешь, что делать и как делать. Никаких сомнений на этот счет у тебя нет и быть не может. Тогда тебя всегда будут принимать словно мессию.
— Новость слышал? — спросил Вождь после приветствия.
— Еще нет, — ответил Филатов, мысленно ругая себя за то, что до сих пор не приобрел привычки слушать радио за завтраком.
На кухне у него имелись и приемник, и телевизор, но включать их никогда не хотелось. Новости за завтраком обладали одной скверной особенностью — начисто отбивали вкус у пищи, и потом нельзя было вспомнить, что ты ел и пил. Более того, уже во время еды становилось непонятно, что ешь. И хорошо бы еще, если бы новости были стоящими, ради которых можно и забыть о еде, так нет же — по большей части это бывала унылая и ничего не значащая лабуда. Нет, не стоило ради них жертвовать восприятием завтрака.
— Слободан Милосович умер! — сообщил Вождь.
Чувствовалось, что он доволен тем, что первым принес эту новость Филатову.
— Как умер? — опешил тот от неожиданности. — Где?
Смерть известных людей поражает всегда, но смерть руководителей государств — нечто особенное. В самом деле, это трудно принять. Только что человек руководил страной и влиял, может быть, на судьбы мира, а тут раз — и преставился, оказался равным простым смертным. Раньше же казалось, что если он и умрет когда-нибудь, то далеко не сейчас, ибо защищен своим положением от всего, что мучает остальных людей — от неурядиц, неудач и даже болезней. А оказывается — нет. Это и удивляет больше всего. Зачем же тогда было добиваться столь высокого положения, если конец все равно один?
— В Гааге, — сообщил Вождь после паузы, — в трибунале.
— От чего?
— Сердечный приступ.
— Уморили-таки, — резюмировал Филатов.
— Довели до смерти, — согласился Вождь, — это как минимум. Так что готовься к командировке.
— Куда? В Гаагу? — не понял Филатов.
Ему показалось, что после смерти столь значительного человека непременно должно состояться международное расследование, которое от этого чертового трибунала камня на камне не оставит.
