— К Настеньке сейчас по пути завернул, — с нежнейшим трепетом признался он, — родня ее набаламутила и убежала. И сидит опять старуха одна, головой качает…
Не знаю, как он провел ночь, но еще светало, когда раздался звонок. На пороге был отец с телевизором в инвалидной коляске.
— Будить вас не стал, у Ивана, под вами живет, коляску взял: он каждый день в пять жену на прогулку вывозит… Пойду верну.
Автобусы еще не ходили, получалось, он уже дважды сносился туда-сюда, прикатил через весь город телевизор! Н-да!.. Однако и ночка была у молодых!
Пояснять отец ничего не стал. Лишь сказал, энергично растопырив пятерни:
— Не та тут у вас в Москве старуха! Не та!
К началу рабочего дня он вернулся к прежней установке: с красными книжечками к главе администрации.
— Я ему свою ветеранскую, а ты свою — бахнем ему об стол!
Прежний наш разговор все-таки возымел действие, и отец отказался от мысли тыкать книжкой в нос.
— Да этот глава, поди, сидит там сейчас, хвост прижал! — Я становился изощреннее, овладевая отцовской терминологией.
Это убедило. Мы отправились не в администрацию, а в паспортный стол.
Я пристроился было к очереди, но тятя — ветеран! — процокав лыжной палкой о керамическую плитку, вошел прямиком в кабинет начальника. И скоро из кабинета раздался душераздирающий крик:
— Пропорю, гад!
Я опрометью бросился на голос, распахнул дверь и увидел: полный человек в форме майора милиции, вобрав в себя живот, стоит у белой стены, за креслом, а дед, неистово потрясая палкой, целится в него блистающим острием. За другим столом, в углу, также белый и прямой, как бы завис сержантик.
— Я что, дурака перед вами валять пришел?! — наступал дед. — Вова, покажи ему руку! — отец схватил меня за запястье, ткнул ладонь в глаза майора, а рядом выставил свою пятерню. — На, смотри, одна рука!
Довод действительно был неоспорим: похожи руки!
— Я не сомневаюсь, что это ваш сын, — ласково заговорил майор, выворачивая глаза на палку, — но, к сожалению, в нашем обществе пока еще существуют некоторые формальности… — теперь он умоляюще смотрел на меня.
— Отец, давай я сам с ним переговорю, с глазу на глаз, покажу ему свою красную книжечку… — все точнее улавливал я убеждающую отца аргументацию. Да, видимо, и его собственный довод — одинаковые пятерни, хотя при старчески исхудалом запястье пальцы отца были толще, натруженнее, — не мог не убедить человека. Не слепой же!
Отец вышел. Майор, вытирая испарину, все тем же странным для представителя столь почтенной профессии вкрадчивым голосом принялся мне объяснять то, о чем я уже слышал в ЖЭУ и в суде.
