Я стал звонить Б. - обозначим так упомянутого выше сотрудника аппарата, — но, естественно, никто не ответил. Причем в трубке раздавались короткие гудки, усиливая тем самым ощущение абонированной, контролируемой уже кем-то ниши. Теперь в голову настойчиво лезли слова другого Льва Николаевича — Гумилева, который любил говаривать, что, мол, пессимисты считают, будто сейчас очень плохо, очень, а он оптимист и полагает, что нет, может быть и хуже…
— Егор! — вернулся отец. — Ты что, еще дрыхнешь?! Пойдем телевизор покупать!
— Какой телевизор? Зачем?
— Напротив по улице старушка живет. Настенька. У нее голова немного трясется, но это нам все равно. Человек о-очень хороший. Однокомнатная квартира у нее, детей нет. Решили сойтись. Сейчас сходим с Егором, купим телевизор — без телевизора человек жил, а я же без «Вестей» не могу! — и к ней переселяюсь.
Я же еще не отошел от прежнего сюжета, попытался было выяснить, как дела у той, предыдущей старухи, у «Аннушки» или «бабы Ани», разобрался он с ее сыном и снохой? Но отец жил только настоящим. Уже вытаскивал откуда-то из-под подошв сандалий деньги, отсчитывал.
— Зарегистрируемся, я пропишусь, квартиру Егору завещаем, — решал он разом проблемы.
Дед и внук, без пяти минут наследник Настенькиной квартиры, удалились. А в моем подпорченном воображении так и зависла болтающейся в петле маленькая, ладненькая бабка.
Меж тем мне надлежало перенестись мыслью в ХVII век, к истории жизни Ерофея Хабарова, мой сценарий о котором был принят к постановке на киностудии имени Горького, — и это было чуть ли не последней связью с востребующим мои возможности миром. Но перед глазами вместо старушки появлялся болтающийся в том же положении маятником Михаил Сергеевич, а то вдруг и я сам или даже вся страна — словом, не то крыша ехала, не то сюрреализм все более овладевал мной.
— Пойдем, — в трепетной сопричастности к случившейся у деда внезапной любви вошел мой сын, — нас дедушка и баба Настасья приглашают в гости.
На столе уже был чай с коврижками. Но главное — в подсыревшем углу однокомнатной хрущевки стоял новенький черно-белый телевизор «Рекорд». А рядом — дедка с бабкой. Ну, дедка-то известный — руки раскинул хозяином: вот-де живем пока так, но все отремонтируем, оклеим, покрасим, перегородим!.. А бабка, крупная, с чуть покачивающейся ритмично головой, зарделась, радехонька, и себя не знала куда деть, и неловко ей, и в совершеннейшей почтительности на своего такого удивительного, уж нежданного-негаданного суженого поглядывала.
