Локоть Леи с силой впечатался ему в ребра. От удара в глазах на секунду потемнело – что-что, а бить его Принцесска умела! Донью Катарину реакция дочери позабавила, как, впрочем, и его ответ. Она незло усмехнулась:
– Да, ты прав, Серхио, я хочу благословить вас. Благословить
тебя!– она особо выделила это «тебя». – Мне осталось не много… Да-да, девочка, не много, и не спорь! Я лучше знаю! – подняла она руку, не давая дочери взорваться протестующей тирадой. – Я умираю, это известно точно. Но мне выпал редкий шанс – возможность перед Уходом исправить ошибки, которые наделала в своей жизни.
– …Хм, не все, конечно, можно исправить, – горестно вздохнула она, – а до многих так и не дойдут руки, но согласитесь, и такое не каждому выпадает?
Лея стиснула ему руку. Глаза ее смотрели куда-то в сторону, и он каждой клеточкой кожи ощущал, как плохо ей внутри.
– Не печалься, моя девочка, все мы смертны. Кто-то раньше, кто-то позже… – Донья Катарина взглянула на дочь с ТАКОЙ нежностью, что он проглотил ком. – Главное суметь правильно распорядиться своим временем. Что я и пытаюсь сделать. – Она перевела взгляд на него. – Знаешь, Серхио я не буду жалеть почти ни о чем. Да, я сделала много вещей, которые делать не стоило, и которых не допустила бы, имея нынешний опыт. Но без поражений не бывает побед, а я, в конце концов, победила.
– Победила! – вскинулась она, и он увидел в ее глазах то, что редко удается увидеть в людях. Величие. Благородное величие истинной королевы. Несмотря на то, что болезнь высосала из нее все соки, а от самой остались кожа да кости, перед ним восседала грозная благородная хищница, и осознание этого заставляло трепетать.
– Но есть некоторые вещи… Которые я бы сделала точно также, один в один, хотя понимаю, что это неправильно, – закончила «хищница». – Я не раскаиваюсь в них. Но хотела бы, чтобы ты правильно понял, почему я делала так, а не иначе, что мною двигало. Понял и простил, ибо на моем месте поступил бы точно также.
Она подобралась, собираясь с силами. Болезнь брала свое, перед ее лицом все равны, что нищие, что короли. Только что перед ним сидела ликующая львица, но вот снова дряблая старуха, растягивающая слова, потому, что иначе тяжело говорить. Но она – королева, она не может признаться в слабости, а потому будет бороться, каждый день, каждый час, каждую минуту, показывая, что не боится гнусной глашатаи костлявой. Как бы Сергей не относился к ней, он безмерно уважал ее за это.
