– При том, сеньор Шимановский… – последнее слово комиссар произнес с сочувствием – …Что только вы обладаете достаточным мотивом для его устранения, и только у вас есть знакомые, способные осуществить подобную акцию. Напомню, если вы вдруг забыли: дон Кампос – хефе, авторитет криминального мира, и его сына охраняли не последние люди своей профессии.
Комиссар картинно схлопнул планшет в капсулу.
– Вот сейчас вы и расскажете, как, зачем, почему и на каких условиях никем не контролируемая структура, именуемая «Корпус королевских телохранителей», сделала для вас эту грязную работу; что вы (или они) собирались делать с сеньором Кампосом-младшим, жив ли он еще, и если жив, где находится. А чтобы не сомневались в серьезности наших намерений, сеньор Сантьяго будет вежливо напоминать вам об этом каждый раз, когда вы будете пытаться промолчать или сказать неправду. Феликс!
Люк поднялся и в камеру чинно вошел тот самый детина. Усмешка его сияла все также предвкушающее, а в руках он держал приспособления, безобидные на первый взгляд, но в которых опытный исследователь орудий пыток инквизиции обнаружил бы массу интересного.
– Сеньор Сантьяго, приступайте.
Я сидел, смотрел за неспешными приготовлениями этого Сантьяго к любимому делу и до меня, наконец, начало доходить. Бенито похитили. А крайним хефе пытается сделать меня, поскольку я ненавидел его сына больше жизни. А еще я дружу с особами, одна из которых открыла по Бенито и его дружкам огонь прямо на улице, а также заставила лизать ботинки. Я непричастен, это легко проверить и доказать, но дон в гневе, в волнении за единственного сына, и вряд ли способен адекватно мыслить. Ему просто наплевать, что сделают со мной его гориллы; он отдал приказ – и они будут мурыжить меня, пока…
…Пока не сделают со мной чего-то непоправимого.
Итак, я здесь потому, что на меня повесили чужие проблемы, и способов открутиться от них не вижу. Думать о вполне осязаемом худшем не хотелось, потому я закрыл глаза и принялся безостановочно повторять про себя знакомые с детства слова маминой молитвы. В данной ситуации это было лучшее, что я мог сделать.
«Pater noster! Qui es in caelis, sanctificetur nomen tuum. Adveniat regnum…»
[3]
И все равно я ничего не понимал. Ну, не стыковалось всё одно к одному! Отсутствие логики в происходящем напрягало даже больше, чем так называемые пытки охранников.
Пытки. Начну с них. Меня пытали довольно изощренными, но гуманными способами – никакого средневекового варварства, никакой пародии на инквизицию. Правда, делали это почти не переставая, но менее гуманными от этого методы не становились. Из чего напрашивался вывод – меня берегли.
