, Хуан! – выделила она эту цифру. – Не считая тех, кто следил за операцией снаружи. Тебе ничего не угрожало!
– Тогда почему вы позволили тому ублюдку выстрелить в парня? – Я почувствовал, что меня берет зло. Действительно, если они такие крутые, как они проморгали это?
Девушка понимающе кивнула.
– Потому, что он стрелял не в тебя. У нас был один охраняемый объект, один единственный. Ты поймешь это позже, когда будешь изучать тактику.
Я аж закашлялся:
– То есть ты уверена, что я… К вам?.. И буду изучать..?
Она с истинным Восточным фатализмом пожала плечами.
– Круг Жизни не обманешь. Если тебе суждено сделать это – никуда ты не денешься.
– А если не суждено? – я ядовито усмехнулся, понимая, что это лишь бравада перед самим собой.
– Мы будем разочарованы. И немного опечалены. – Она подбадривающее улыбнулась, не уточняя, что именно за «мы».
Что мне нравилось в ее улыбке, она не была надменной, со скрытым чувством превосходства, как у Оливии, например. Эта девочка хоть и отдавала отчет, что круче меня, но никоим образом не стремилась продемонстрировать это. Я бы сказал наоборот, старалась показать равенство между нами, что мы одинаковые. И это подкупало.
– Новое всегда интересно, – закончила она. – У нас бывает очень мало нового. А нового НАСТОЛЬКО!..
Она вздохнула и покачала головой. На это я так же не нашелся, что сказать.
– Меня зовут не Пенелопа, – начала эта сеньорита назревший разговор. – Я придумала это имя в момент, когда ты спросил.
…Если честно, с момента, как узнал, кто она, чего-то подобного я ждал. Но мне было все равно. Однако ей отчего-то нет. Со страдальческим выражением она продолжила:
– Это была ложь, я выпустила ее во внешний мир, и мир стал хуже. Я раскаиваюсь за это. Мне жаль.
– Не бери в голову. – Это не стоит того. – Я пожал плечами.
– Я знаю. Но я так воспитана. Я знаю, что это плохо, и мне стыдно.
– Как же тебя зовут на самом деле?
Ее губы сжались в две тонкие ниточки.
– Называй меня Маркизой. Просто Маркизой. Так прозвали меня в приюте, и теперь это мой позывной. А настоящее имя назвать я не имею права. Извини.
Я вновь усмехнулся, но на сей раз про себя. Восточные заморочки, помноженные на заморочки корпуса. И как служба Катарины не отсеяла такую особь? Как позволила служить, принять присягу? Или я чего-то не понимаю?
– Тогда тебе должно быть стыдно не только за это. Но и за все, что ты говорила в принципе. Относительно себя. Это ведь всё ложь, не правда ли?
Она отрицательно покачала головой.
