За беседой мы наполнили тележки и встали в очередь в кассу. Очереди были не большие, но солидные – касс, по закону подлости, работало всего три: наша, через две слева и далеко справа. Что что-то не так я почувствовал почти сразу – напряжение какое-то появилось, тревога. Ведь девичья мордашка, юркнувшая за стеллажи, спасаясь от моего взгляда, не могла не вызвать тревогу. Хоть руку отрубите, она одна из них – глаз наметан, а ангелочки не могут шляться здесь просто так.
Новое похищение готовится? Кем? Какая-то другая пакость? И это «поддержка», на случай форсмажора, чтоб не было, как в прошлый раз? Или все же у меня паранойя? Не знаю, но не поверю, что простое прикрытие на случай мести Кампоса. Ни за что!
Сам собой возник вопрос: что делать? Я больше не хотел становиться подопытным кроликом в их экспериментах, пусть даже они в итоге окажутся правы. Бежать прочь? Пока еще можно? Это самое простое и самое верное решение, которое напрашивалось. И я бы поступил так, если бы не одно «но». Я не мог уйти, подставив под удар ни в чем неповинных людей в магазине, на которых ангелочкам наплевать, и особенно не мог подставить свою новую знакомую. Она не заслужила этого. Потому я остался, надеясь, что они сохранят верность традиции и сделают так, чтобы нанести мне (и окружающим) наименьший вред, и на сей раз у них все окажется просчитанным.
Я пытался успокоиться, задавить себя, мило щебеча с Пенелопой, несмотря на то, что с каждой минутой интуиция все более и более кричала об опасности. Насчитал в толпе вокруг, в параллельных очередях и сзади, уже троих, кто мог претендовать на звание телохранителя ее величества. Но решения проблемы моя интуиция не предлагала. Я озирался в поисках угрозы, пытаясь вычленить хоть что-то выбивающееся из колеи и опередить ее, успеть среагировать, но…
…Но нашел искомое слишком поздно. В момент, когда я понял, что к чему, они начали действовать.
– Стоять! Не двигаться! Никому не двигаться! – на пятачок свободного пространства между кассами выскочил тот, кого я назвал условно «первым», поскольку на арене событий он первым и появился, поднимая пистолет и нацеливая его на нашу очередь. Это был брутальный мужик лет сорока, тертый и битый жизнью, явный «боец». Это читалось по нему несмотря на ненатуральное наложенное лицо – ведь не будет он идти на дело в собственном обличии? Очередь подалась назад, а в этот момент его подельник, «второй», за линией касс, вырубил охранника магазина, дюжего неслабого детину, потянувшегося за своим оружием к кобуре. Напал сзади, неожиданно, просчитанным движением – у того не было ни единого шанса.
