— Что, снова арабы? — Я трепетно жду ответа. Только бы не Луна, не Луна, не…
— Арабы, — отвечает он. — Судан. Они хотели продавать своих сограждан в рабство, как обычно. Христиан — чернокожих. Я помешал. Заодно прихлопнули террористов.
Он не мешал им уже лет тридцать, теперь вот руки дошли, а если б вся сволочь в Хартуме была поумнее, не лезла в нефтяной бизнес, как та свинья в корыто, и не поддерживала Аль Кайеду, то и сейчас спокойно гнала бы себе на север рабов с юга. Папа… папа.
— Значит, суданская нефть теперь наша?
Он улыбается и ерошит мне волосы.
Умница парень, смышлёный сын.
— Теперь нас ненавидят ещё больше. Мусульмане — за разгром Хартума, бывшие христиане в Европе — за спасение христиан юга. — Он отпивает глоток молока и поднимает пакет, будто указывая им на что-то невидимое, важное, как Луна — на смысл. — Больше всего ненависти вызывает совсем не зло в нас, а добро в нас. С… твоим дядей всё было точно так же. Больше всего Ивана боялись и ненавидели те, кто был обязан ему жизнью, причём не раз. И именно за это.
Я молчу. Не понимаю, как так может быть, это же неестественно. Я не хочу возражать, не хочу вести разговор. Не хочу, чтобы он уходил.
— Это показывает нам, что мир лежит во зле, — продолжает отец. — Это царство Антихриста. Моё царство.
Во мне вздымается протест — против идиотизма, зла, всего.
— Но ты же спас христиан!
— Только когда это стало выгодно. Это доказывает, что я репробат. Проклятая душа. Если б я не был проклят, а был спасён, то я спас бы их сразу, как там началась заварушка. Арабская мразь не терзала бы их столько лет. Много кто… был бы жив.
Я молча тычусь лицом ему в грудь, в прохладный доспех.
Репробат. Отвергнутый, проклятый Богом. Аду обречённый. Мы с ним уже всё проговорили на этот счёт, повторять бесполезно. Я помню каждое слово, оттенок, фразу…
— Пап, а когда ты узнал про это? Проклятие, ад и рай?
— Сколько помню себя, всегда знал. Только раньше я думал, что избран — спасён, понимаешь? Я верил, что спасён, хотя вся жизнь показывала обратное. Когда Иван умер, я понял, как страшно обманывал всех. Сам себя. Я с самого начала был проклят. Я шёл к погибели и вёл за собой других. Они прокляты вместе со мной.
Он говорил о нашей семье — своём отце, братьях, друзьях. Я бы, наверное, сошёл с ума, если б хоть на секунду в это поверил. Но, к счастью, я родился атеистом. Во многом я похож на дедушку, отца отца.
— А Изя? — спросил я его тогда. Мне очень нравился его друг Изя. Он мне помогал с математикой, физикой, рассказывал истории из древних царств. — Пап, Изя тоже проклят и пойдёт в ад?
