Вышло хуже. Горец постоял у входа, харкнул на пол, ощерился и бросил в пещеру что-то круглое. Предмет с глухим стуком покатился по камню. Леда вздрогнула.
Это была голова её учительницы, Эмиры. Из шеи уже не капала кровь. Голову очевидно отрубили уже пару часов назад, и на зимнем воздухе она успела застыть. Бандиты зачем-то обрезали волосы Эмиры и содрали полоску кожи с её лба. Глаза мёртвой были плотно закрыты.
Горец постоял у входа и ушёл, не дождавшись от пленных никакой реакции. Ивару пришло в голову, что он мог бы оскорбить бандита, вызвать его на поединок, а когда тот вошёл бы в пещеру, изловчиться и проткнуть ему горло шпилькой. Поздно, солдат. Слишком поздно.
Леда шевельнулась. Ивар положил ладонь ей на глаза, но она всё равно поднялась. Став на колени, девушка поплевала на подол платья и, одной рукой придерживая голову учительницы, начала обтирать мёртвое лицо.
Ивар почувствовал тошноту, и тут же вернулась боль и впилась в ногу и в темя. Он скрипнул зубами. Леда осторожно опустила голову на пол, накрыла её шапкой, вернулась к Ивару и склонилась над его коленом. Кожа её была как снег, а прикосновение жгло, словно пламя.
* * *
Раньше в этой долине синело горное озеро. Когда война грянула с новой, невиданной силой, с севера налетел безумно холодный вихрь и сходу заморозил бушующие воды, превратив поверхность озера в стылое подобие штормового океана. Потом из-под этой коры ушла вода, и под крышей из ледяных волн образовалась светлая пещера. С тех пор лёд кое-где проломился под тяжестью снега, но горные ветра то и дело сметали сугробы прочь, не давая мёрзлому озеру провалиться и стать обыкновенным пустым ущельем. Князь Барс верил, что некая добрая сила хранит это чудесное место от сил распада, вольно гуляющих по континенту.
Банда Барса ночевала под озером уже вторую луну. Они сбили врагов со своего следа. Это место казалось благословенным — как будто бы сами горы создали убежище для своего князя и его верных воинов. Убежище — для убегающих. От оставшегося позади, вестимо. От преследователей. От прошлого. От неудачных своих и чужих решений…
Возвращаясь по знакомой тропе в убежище, князь Барс внутренне разделился на двух человек. Первый, больший и главный, весь был зрение и слух. Он не упускал ни малейшего движения или звука. Второй, меньший и отвлечённый, неторопливо думал необязательные мысли о людях, решениях и ошибках. Гибельные идеи не становятся лучше от того, что это были идеи твоего собственного отца. Эх, папа, папа… скалоголовый ты клятый кабан…
