Трудно было смотреть на это, но ещё труднее было бы не смотреть…
Я не знал что делать, взял мобильник и позвонил папе.
— Там ворона… — у меня не хватало слов.
— Так, — сказал он.
— У неё отрезана лапа, она умирает!
— Плохо дело.
— Мне жалко её!
— Чего же ты хочешь?
— Но я не могу её спасти!
— Почему?
— Я больной!
— С каких это пор болезнь была помехой добру. Не теряй времени, потом перезвонишь.
Так в моей жизни появилась ворона.
Выяснилось, что у неё, к тому же, перебито крыло. На культю наложили мазь и забинтовали. Ворона вела себя как не живая, почти безучастно к своей судьбе; не оказывала сопротивления, и даже не пыталась встать.
Её поместили в большую коробку из-под телевизора, в которую до этого собирали мои игрушки. Все перевязки ворона переносила удивительно стойко, не размыкая век, наверное, оттого, что не желала больше смотреть на ненавистное человечество. Мы, как могли, старались облегчить ей страдание: я помогал маме накладывать повязки, закапывать в клюв лекарство, а папа ломал голову над изобретением ей протеза.
На третий день у вороны, наконец, приоткрылись веки, а я неожиданно быстро пошёл на поправку. Мне разрешили вставать и ходить по комнате, и теперь почти всё своё время я посвящал вороне. Она недоверчиво присматривалась к окружающей обстановке, но уже позволяла мне гладить себя по голове и трогать за клюв.
За обедом папа вдруг улыбнулся и сказал:
— Я придумал ей лапу.
Действительно, в тот же день наша ворона гордо расхаживала в протезе, ладно сработанным из старой алюминиевой вилки.
— Как я сразу-то не догадался! — смеялся папа.
И всем было радостно, включая ворону. Протез ей очень понравился, искусно загнутые зубья вилки были точной копией птичьей лапы. Она быстро научилась ей пользоваться и часто чистила клювом свои алюминиевые когти. Теперь, когда у неё портилось настроение или надо было лишний раз обратить на себя внимание, она начинала стучать своей алюминиевой лапой по каким-нибудь металлическим или стеклянным предметам. Чаще всего она пользовалась для этого фарфоровой вазой из-под цветов, поднимая невыносимый перезвон во всём доме, но очень скоро стала звонить просто ради собственного удовольствия, прислушиваясь к монотонному долгому звуку. Иногда её разбирало устраивать концерт среди ночи, так что папе приходилось вставать и накрывать эту хулиганку коробкой.
Ещё она умела угадывать спрятанные под колпачками шарики, но больше всего ей нравилось смотреться в мамино зеркальце. При этом она почему-то разводила крылья, вертела и покачивала головой… Это могло продолжаться часами.
