Персидский поход Петра Великого. Низовой корпус на берегах Каспия (1722-1735) | страница 34

. Он логично полагал, что Дауду и Сурхаю «надобно сыскать безопасный и основательный фундамент», а потому «они, конечно, будут искать протекции турецкой», тем более важно было опередить турок. Едва ли стоит объяснять колебания «ребелизантов персидских» сугубо «классовыми и национально-религиозными интересами феодалов-суннитов». После учиненного в Шемахе разгрома рассчитывать на поддержку российских властей им уже не приходилось. Устремления же Волынского отражали имперские черты внешней политики России в ее крайнем, так сказать, «кавалерийском» проявлении, но вместе с тем учитывали реальный кризис системы международных отношений в регионе.

«Фундамент» относительной кавказской стабильности базировался на утвердившемся без малого сто лет назад, по договору 1639 года, разделе сфер влияния Османской Турции и Сефевидского Ирана. Быстрое ослабление Ирана и наметившийся интерес России к восточным делам разрушал баланс сил и заставлял политиков действовать, а многочисленные местные государственные образования и общины — выбирать политическую ориентацию. Позднее Хаджи-Дауд и Сурхай-хан станут одними из самых упорных противников российской «протекции» над Дагестаном и головной болью для русской военной администрации. Но в это время их действия позволили Петру I выступать в качестве гаранта наведения порядка в крае против «бунтовщиков шахова величества».

Сторонниками России в это время являлись тарковский шамхал Адиль-Гирей и аксаевский правитель. Северокумыкские (эндереевские) владетели находились вблизи российской границы, но враждовали с кабардинцами, считавшими себя царскими подданными. Буйнакский владетель Муртуза-Али, ранее получавший жалованье из российской казны на правах старшего представителя рода, соперничал с шамхалом Адиль-Гиреем и занимал по отношению к русским скорее враждебную позицию, как и казанищенский владетель Умалат. Находившийся под влиянием кайтагского уцмия утамышский правитель Султан Махмуд позволил себе напасть на российское посольство — отряд А. Лопухина^>{95}.

Однако и Россия должна была учитывать последствия перемены подданства, пусть даже и номинального. В «пророссийскую» Кабарду весной 1720 года вторгся крымский хан Саадет-Гирей III с сорокатысячным войском и потребовал от ее князей перейти на сторону Крыма, угрожая, что иначе он «первых знатных велит перерубить, а достальных переведет на житье на Кубань». После отказа хан разорил ряд селений, отогнал большое количество скота и провозгласил старшим князем лидера протурецки настроенной части кабардинской знати Ислам-бека Мисостова. Его противники во главе с Арслан-беком Кайтукиным укрылись в горах и обратились к царю с просьбой о помощи. В январе 1721 года они одержали победу над крымцами и их союзниками, а прибывший позднее на Терек Волынский принял у Арслан-бека Кайтукина присягу на верность России и доложил в Петербург, что «вся Кабарда ныне видитца под рукою вашего величества». Однако утверждение российского влияния в Кабарде могло вызвать опасные осложнения в отношениях с Крымом, а следовательно, и с Османской империей. В 1722 году Россия признала эти территории крымской «сферой влияния» после того, как турецкий посланник, миралем (хранитель знаков власти и султанского знамени Каладжи Мустафа-ага в марте подал императору ноту протеста, в которой требовал не строить в Кабарде крепостей, запретить российским подданным, казакам и калмыкам, ходить на кабардинцев и вообще не вмешиваться в их дела, «понеже они, подданные хану крымскому», и Петр I согласился на эти условия