Наша комиссия разделилась. Капитан Гитциг отправился в Зенебург, чтобы обследовать окрестности Шпирдингского озера. Мне было велено ехать в Лётцен, что на берегу Мауэрского озера.
Я не знаю, что делало мое начальство в лице капитана Гитцига, но я, расспросив в Лётцене кого только можно было, решил объехать верхом восточный берег Мауэрского озера по направлению к Ангербургу. Должен признаться, что эта поездка была скорее порывом вдохновения, чем серьезно продуманным планом. Впрочем, тут были и некоторые основания. Меня туда толкали неясные слухи о какой-то пушке, воткнутой или врытой дулом вниз на берегу озера, и о том, что там находили будто бы каски, принадлежавшие гвардейскому полку. Конечно, всего этого было еще слишком мало, так как каски могли быть потеряны и в других местах, где проходил полк. Это еще не доказывало, что полк, вернее его остатки, находился именно там. Но, так как у меня никакой другой информации не было, то мы сели на лошадей и поехали. Я говорю «мы», потому что нас было трое: я, фельдфебель и мой ординарец.
По мере приближения к Ангербургу, мы все больше и больше увязали в какой-то фантастике. Казалось, местные жители задались целью нас мистифицировать. Нам рассказывали о каких-то странных ветрах, при которых все предметы теряли вес; говорили о каком-то пане Тадеуше, засевшем среди болот и озер, и еще чорт знает о чем, но только не о пропавшем полке. Скоро вся эта болтовня перестала нас забавлять, и я раскаивался в своем скороспелом решении скакать вокруг озера.
Погода, старина, стояла самая гнусная. Дожди, туманы — туманы, дожди! Брр! Вообще Восточная Пруссия, с ее болотами и песчаными бесплодными полосами среди возделанных полей, скучна и однообразна. Тоскливыми казались ровные цепи холмов, маячившие у горизонта, и тусклые свинцовые воды озера.
В один из таких сереньких деньков мы, забрызганные с ног до головы грязью, проехали десятка два километров, нигде не встретив и признака жилья. Только когда совсем стемнело, мы заметили огонек рыбачьей хаты и решили там заночевать. Хозяин лачуги нас приветствовал на том скверном немецком языке, на котором говорят местные латыши и литовцы. Примерно так, как я говорю по-русски, старина! Но потом я как будто убедился, что это был поляк или кашуб. Впрочем, я не силен в этнографии, к тому же мы все тогда чертовски устали, хотели есть и спать.
Нас поместили среди груды новых неводов.
Я не буду останавливаться на подробностях, только замечу, что поужинали мы отлично. Угостили и кашуба. Парень пил не хуже нас и заметно делался добродушней.
