— Пойдемте, — с важным видом сказала она, подбирая разбросанное белье и увязывая его в узел. — Я отведу вас в дом моей хозяйки.
И Лейла пошла по тропинке, а Давид с Ваффи последовали за ней, ощущая прилив сил от одной только мысли о еде и отдыхе. Вскоре они поравнялись с плотными зарослями кактусов, которые, подобно забору, окружали глиняную хижину. Два маленьких мальчика играли на ее крыльце, а в дверях сидела женщина, замешивала тесто для хлеба. Давид сразу узнал ее. Это была та самая крестьянка, которую он встретил на утесе в тот день, когда Лейлу забрали в больницу.
— Госпожа, — обратилась Лейла к своей хозяйке, — в нашу деревню пришел сын врача. Он и еще один мальчик шли сюда с берега моря пешком. Мы должны покормить их и отвести домой.
Женщина, услышав эту новость, немедленно поднялась и проводила мальчиков внутрь дома, где было тихо и прохладно. Она знала, что лучше быть в добрых отношениях со всеми, кто так или иначе связан с больницей, ибо, как знать, кому уготована судьба попасть туда следующим? К тому же, она была сердобольной женщиной, и вид двух измученных, измазанных грязью детей вызвал у нее жалость. Она приготовила бамбуковую подстилку и принесла парного молока с большим ломтем ржаного хлеба. Лейла же сбегала во двор и вернулась, держа в руках два коричневых яйца, затем вылила их содержимое в сковородку и раздула огонь. Почуяв запах шипящего на огне масла, мальчики нетерпеливо заерзали от предвкушения завтрака. В доме не было ни ложек, ни ножей. Все ели из большого глиняного блюда, макая в масло куски хлеба и подбирая все до последней крошки.
— Хотелось бы поскорее попасть домой, — сказал Давид, но сил на то, чтобы осуществить это «скорее» у него уже не осталось, да это теперь и не имело особого значения. С Лейлой он чувствовал себя в безопасности, зная, что она все устроит наилучшим образом. Хозяйка передвинула подстилку в тихий, темный угол хижины, подложила подушки под головы мальчиков и накрыла их пестрым одеялом ручной работы. Даже забыв «спасибо» или хотя бы «спокойной ночи», бедные дети мгновенно заснули мертвым сном.
Когда Давид проснулся, солнце уже скрылось за красными горами, что высились сразу за рекой, и наступил прохладный, тихий вечер. Ваффи все еще беспробудно спал. Давиду никуда не хотелось идти: его руки и ноги все еще побаливали и не хотели слушаться после скованности в лодке и долгой ходьбы. Поэтому он просто лежал, высунув нос из-под одеяла, и слушал кудахтанье кур во дворе, журчание реки, бульканье воды в котелке и тихие звуки разговора Лейлы с хозяйкой. Они сидели на крыльце, расчесывая овечью шерсть и сматывая ее в клубки.
