Потом начал орать:
— Что же ты сделала, мерзавка, ты чуть не сломала мне хребет! Ты вообще могла меня искалечить, оставить на всю жизнь инвалидом! Ты же не умеешь никакого массажа делать! Зачем ты наврала мне про бабушку, брата и папу-генерала? Ты же меня чуть не угробила! Лгунья!
А Любка легла рядышком, по голове меня гладит и бормочет:
— Ну, прости, ну, наврала, это правда, ничего я не умею.
— Но зачем же ты влезла мне на спину, — рассвирепел я, — ведь я мог остаться калекой.
— Мог, — соглашается Жирафа, — но и я не могла устоять перед искушением.
— Перед каким таким искушением?
— Ты этого не поймешь. Это чисто женское…
— Говори, негодяйка!
— Ах, — подняв глаза к потолку, вздохнула Любка, — если бы ты мог себе представить, какое это наслаждение потоптать ногами мужика, который только что тебя поимел!
Эта девушка с первого взгляда показалась мне незаурядной. Во-первых, она писала стихи, во-вторых, с ней можно было поговорить о литературе. Конечно, главными ее достоинствами в моих глазах были прелестное личико и точеная фигурка, но она просто запрещала мне об этом упоминать и требовала, чтобы я ценил глубины ее души.
Были у нее даже некоторые литературные способности. Однажды она взяла мою записную книжку и на первой странице написала такое свое стихотворение-посвящение:
Как вода и песок — я и ты.
Я песок из пустыни мечты.
Как песок и вода — ты и я.
От стихии морской власть твоя —
Власть твоя надо мною. И пусть.
Быть сегодня рабыней стремлюсь.
Будь что будет! Долой рубежи!
Ты стихия, дающая жизнь!
Я песчинка времен, страсть огня.
Суть твоя протечет сквозь меня,
Может быть, не оставив следа…
Я — горячий песок, ты — вода.
Стихи, конечно, еще не очень умелые, но какова образная система — пустыня, стихия, вечность… Нет, было что-то особенное в этой юной и симпатичной поэтессе. И я пал перед ее обаянием, перед ее возвышенной, поэтической натурой. Влюбившись, я делал во множестве ее светлые, воздушные фотопортреты, снятые как бы сквозь дымку. Ей это нравилось, она говорила, что я уловил ее суть.
Но о том, что на самом деле скрывается за этим светлым образом, я даже не догадывался.
Однажды, когда подходило к концу наше очередное нежное свидание, она устроилась калачиком на диване и принялась рассказывать про свои недавние школьные годы. Как ее доводили учителя, как в нее влюблялись мальчики и как они с одноклассниками гуляли на выпускном балу. В общем, углубилась в трогательные и сентиментальные девичьи воспоминания.
