Смотрели вначале молча. Не под Москвой, так в других местах все это было кое-кем уже пережито — и марши-броски по занесенным снегом дорогам, и перебежки под огнем, лыжные и танковые десанты, успешные и неуспешные, всякие… Но когда открылись подмосковные поля и на них зачернело несчитанное скопище разбитых и брошенных вражеских орудий, машин, бронетранспортеров и потянулись впритруску на ядреном декабрьском морозце колонны и толпы пленных, молчание оборвалось:
— Эхма, на Дону бы их так!
— Чужими руками? Ты сам здесь попробуй…
— Как черви ползут… Сколько же их еще на нашу голову?
— Слава богу, хоть эти уже не в счет…
Алексей сидел рядом со Вдовиным, и парторг тоже поддакивал возгласам соседей, то смеялся, то вздыхал… Потом, когда оборвалась лента и киномеханик что-то там поспешно мудрил, склеивал, Алексей увидел впереди Костенецкого. Тот подозвал его к себе.
— Это, оказывается, ты сегодня ералаш на переднем крае поднял?
— Случайно вышло, товарищ комиссар!
— Ах ты, поджигатель… Смотри только, чтоб и немец тебе красного петуха не подпустил… А то еще и позлей… Кто в роте из командиров остался?
— Борисов… Два взводных…
— Правильно! Ну, а как сам осваиваешься? Шапочные знакомства или душа в душу?
— Стараюсь без шапочных обойтись.
— Вдовин на месте? Помогает? Доволен им?
— Вполне, таких бы побольше.
— Ну-ну, не жадничай, у тебя и остальные не хуже.
Когда возвращались, вполнеба уже поднялась луна, по-осеннему холодная, стылая… Не доходя метров двести до переднего края, услышали в кустах приглушенные удары лопат, такие же приглушенные команды.
— Раз-два, накатывай!..
— Разверни стволом вправо.
— Никак артиллеристы? — сказал Вдовин. — Только не наши соседи. Наши по другую сторону дороги.
В первые секунды пробуждения, еще в полусне, Алексею почудилось, что это загрохотали под высокими сводами казармы сапоги курсантов и катки передвигаемых по каменным плитам станковых пулеметов; возможно, что и приснилось ему в остаток ночи училище, но открыл глаза и успел увидеть натягивающего на ходу гимнастерку Борисова и веснушчатого связиста в углу, немо раскрывшего рот, а что именно он кричал, не расслышать — раздался новый оглушительный взрыв где-то неподалеку, и волна воздуха сорвала плащ-палатку, которой завешивали двери. Алексей схватил автомат и выскочил наружу. Сверху падали комья земли, горло перехватило гарью, нарастающий из поднебесья свист бомбы заставил прижаться к стенке окопа. В просветах повисшего над бруствером дыма мелькнул выходивший из пике самолет, а другой, невидимый, заново нагнетал резкий, воющий зык. Близко зачастили, захлопали зенитки.
