Расставшись с Вдовиным, Алексей возвращался на КП роты и на половине пути едва не столкнулся с выскочившим из-за бокового ответвления окопа красноармейцем. Он бы не узнал Петруню, настолько иным — веселым, прямо-таки счастливым — было сейчас его лицо, которое тогда искажали страх и отчаяние. Но бинт, белевший на руке красноармейца, сразу напомнил недавнее происшествие у бани.
— Товарищ политрук… товарищ политрук… — растерялся от неожиданной встречи и, запыхавшись, дважды повторил Петруня. — Ходил на перевязку и перехватил у письмоносца сводку… Наконец-то… Наступаем, товарищ политрук!..
Он протянул Осташко свернутый в трубочку лист бумаги.
Алексей нетерпеливо развернул его. Почти мгновенно ликующим взором вобрал весь теснившийся длинный заголовок:
В последний час. Наши войска на Западном и Калининском фронтах перешли в наступление и прорвали оборону противника. Немецкие войска отброшены на 40—50 километров.
— Хорошие новости, Петруня! Придешь во взвод, расскажи…
Сам Алексей все остальное решил прочесть на ходу. Очень уж спешил порадовать долгожданной вестью Борисова. И уже шел, когда Петруня робко окликнул:
— Товарищ политрук, разрешите…
— Что еще у тебя? Говори.
— Спасибо вам за то, что поверили мне…
— Ладно, ладно, Петруня. Нам еще с тобой воевать да воевать!
Все томились в ожидании, что и здесь, перед Старым Подгурьем, среди тронутых первой сентябрьской позолотой лесов, вот-вот тоже поднимет в наступление уже исподволь заготовленный в штабных верхах и расписанный по срокам, по направлениям наносимых ударов приказ. Но пока никаких видимых признаков этого не замечалось. К тому взводу сорокапяток, что притаился в таволжнике позади окопов роты, не прибавился ни один орудийный ствол. А на какой же прорыв идти без огневой поддержки? Не было и никаких других перемен. Прежним оставался и недокомплект, не уплотнялась и полоса обороны. Правда, почистили дивизионные и полковые тылы. В роту на строевую службу прислали шесть человек из ПАХа[1] и разных мастерских, но такая передвижка проделывалась и раньше и тоже ничего особенного не предвещала.
Как старого знакомого встретил Алексей Уремина, ездового транспортной роты, теперь также поставленного под винтовку. Борисов хотел было определить его к себе связным, на место молоденького красноармейца Пичугина, давно просившегося в пулеметный расчет. Но Уремин с таким разочарованием и обидой на лице выслушал это решение, что Борисов только удивился:
