Ключи от дворца | страница 20
— Эй, есть кто? — кричал в распахнутые темные окна вокзала Игнат Кузьмич. Безмолвие. Только хрустело под ногами битое стекло да путались, позванивая, провода. Станцию, очевидно, еще днем разбомбили.
Если бы и рискнул ехать дальше, то все равно невозможно: первый путь загромождали сорванные с перрона глыбы камней, второй, по которому недавно прошел встречный, оставался свободным, по крайней мере в расположении станции, и Игнат Кузьмич, рассудив, что, может быть, по нему появится оттуда еще какой-либо состав, решил ждать…
Он приказал Саньке лечь спать, и тот примостился на уголь, натянул на голову дерюжку, но когда Осташко открывал топку и лязгал кочергой, то Санька просыпался, ворочался, и машинист чувствовал на своей спине испуганный взгляд. Не раз в течение этой томительной ночи Игнату Кузьмичу слышались отдаленные крики в степи, скрип колес, приглушенные гудки и шум машин. Тянуло пойти на степной большак, расспросить, разведать, но оставить паровоз опасался. Нет, уж лучше подождать рассвета.
А перед рассветом плотный пласт ночи встряхнуло взрывом. Он прогремел далеко, но был такой силы, что гул его пронесся по рельсам, отозвался во всем железном туловище паровоза. Санька вскочил:
— Где это, Игнат Кузьмич?
Машинист высунулся из окошка и посмотрел назад, в сторону долины, которую они проехали днем. В небе дрожало и затухало малиновое зарево.
— Это же… это же… мост взорвали!.. — пристукнув зубами, выкрикнул Санька ту догадку, которая в эти минуты больно сжала сердце и Игнату Кузьмичу. В памяти встало лицо лейтенанта с черными петлицами, его мрачные прощальные слова.
Рассветало.. Прояснились очертания обрушенной водокачки, зданий вокзала, на которых вздыбились сорванные крыши, покинутые всеми домики станционных служащих, на огородах обгорелый фюзеляж самолета со скорченной свастикой. На подъездных путях и в степи — ни души.
Игнат Кузьмич повернул реверс, дал паровозу задний ход, остановил его перед стрелкой, от которой отходил вверх по насыпи старый тупиковый путь.
— Ну, Сань, считай, что мы приехали, — сдавленным голосом сказал он кочегару. — Нагоняй пар, а я немного пройдусь.
Санька лихорадочно стал журавить в топке, изредка поглядывая в окошко. Игнат Кузьмич шагал в самый тупик, где в землю были вкопаны и скреплены железными скобами шпалы. Тупиком не пользовались, шпалы подгнили, отрухлявели, но это как раз и устраивало машиниста, как устраивало и то, что сразу за шпалами насыпь круто обрывалась.