Он свернул в штрек седьмого участка, единственного участка, который еще продолжал работать. Луч аккумуляторки метался и высвечивал подпиравшие кровлю пары, скользил по накатанным до лунного блеска рельсам. Гул колес то затихал, словно относимый ветром, то снова нарастал, а Осташко уже не мог пересилить зловещего предчувствия, что видит он все это и слышит в последний раз.
В забое рубил уголь Шапочка, старый забойщик, школу которого прошел едва ли не каждый второй из молодых шахтеров рудника, да и сам Осташко в свое время перед памятным, повернувшим его судьбу отъездом в Ленинград лесогонил в бригаде Семена Ивановича. Шапочка сейчас не мог не заметить присевшего неподалеку Осташко, но работу не прервал. Обнаженный по пояс, он рассекал «куток» и упрямо ворочался в теснине пласта, словно раздвигал его не отбойным молотком, а всей своей прерывисто вздымавшейся грудью, локтями по-стариковски узловатых, но еще крепких, мускулистых рук. Лишь закончив рассечку, опустил молоток и, отирая, вернее, размазывая ладонью на удлиненном морщинистом лице пот и угольную пыль, повернулся к Осташко.
— Ну что, Алешка, там, наверху? Будем в этом году солить огурцы или нет?
Он все еще шутил!.. Если не в голосе, то во взгляде, которым встретил сочувственный взгляд Алексея, сохранилась, да, все еще сохранилась и выдала себя блеском глаз притаенная надежда на какую-либо бодрящую весть.
— Плохо, Семен Иванович, очень плохо, — признался Осташко, понимая, что в любом случае обязан сказать всю тяжкую правду, не подкрашивая ее никакими словами утешения.
— Небось жмут и по эту сторону Днепра?
— Да… Считай, что уже здесь, в Донбассе…
— Тогда, выходит, напрасно и стараемся тут? Есть насчет нашего брата-забойщика какая команда?
— Только что был в шахтоуправлении. Передал решение горкома — сворачивать работу…
— Что ж так, товарищи командиры? — подавленно спросил Шапочка.
Алексей отвечать не стал. Молчали.
— Эх, хлопцы, хлопцы! — тоскливо вздохнул забойщик, и этот укоризненный его возглас больно задел Алексея. Упрекает? До того ли сейчас?
— Ты тоже таким хлопцем был… разве чуть постарше, когда Донбасс деникинцам оставлял…
— Э, сравнил! Что тогда оставляли? Обушки? Горемычные землянки?
— В землянках люди жили… Пацаном был, а помню, как стоял у террикона и ревел, когда красные отходили.
— То другое время, Алеша, было. Тогда против нас четырнадцать держав шло, а мы одни…
— Мы и сейчас пока одни. А он, Гитлер, тоже не меньше держав в Европе обобрал, прежде чем на нас двинуться.
