Тот факт, что первые столкновения возникли между сербами и хорватами, не означает, что «мусульманский» фактор не существовал на первых же стадиях кризиса. Мы должны сознавать, что временной разрыв в демографических переходах порождал на территории всей федерации постоянные изменения в удельном весе различных национальностей, что в результате вызывало повсеместное беспокойство в отношении территориального контроля. Взяв раньше под контроль рождаемость, сербы и хорваты констатировали замедление роста своей численности и в этот момент оказались в конфликте с мусульманскими народами, быстрый численный рост которых напоминал демографическое нашествие или демографическое наводнение. Этническое наваждение посткоммунистического этапа было усугублено этими различиями демографической динамики. Оно сыграло свою роль и в процессе отделения хорватов от сербов.
В данном случае речь идет об идеологической, ментальной области, что, в сущности говоря, не позволяет осуществить проверку в научном смысле. Однако этнические чистки сербов и хорватов не приняли бы, пожалуй, известного нам размаха, если бы не было мусульманского катализатора, то есть присутствия численно быстро растущих подгрупп населения, вовлеченных, в свою очередь, в кризис модернизации. Обретение независимости словенцами, проживающими на севере, вдали от мусульман, вызвало едва ли больше реакции, чем разделение Чехословакии на составляющие части — чешскую и словацкую.
В мои намерения не входит на основе этого анализа пытаться доказать бесполезность любого гуманитарного вмешательства. Когда речь идет о небольших странах, можно рассчитывать, что действия извне могут привести к снижению напряженности. Тем не менее стремление к историческому и социологическому пониманию должно сопровождать вмешательство военных держав, которые уже давно пережили муки модернизации. Югославский кризис породил много моральных рассуждений, но мало аналитической работы, это тем более досадно, что простой взгляд на карту мира позволяет выявить обширную, простирающуюся от Югославии до Центральной Азии, зону взаимовлияния — не между христианами и исламом, как полагает Хантингтон, а между коммунизмом и исламом. Случайное совпадение крушения коммунизма и исламского переходного периода, завершения и начала ментальной модернизации в 90-х годах было распространенным явлением и заслуживало бы общего социологического анализа. В конфликтах на Кавказе и более коротких столкновениях в Центральной Азии очень много схожего с югославскими событиями. Ясно, что наложение двух переходных кризисов одного на другой может привести лишь к усугублению ситуации, но ни в коем случае не может обусловить структурное конфликтное состояние между народами.
