Только в 1945 году, когда воины Советской Армии освободили заключенных этого лагеря, Эррио вернулся на родину, побывав перед этим еще раз в Советском Союзе, где его окружили дружескими заботами, оказали медицинскую помощь и постарались восстановить его силы, подорванные трехлетним заточением в фашистском лагере. В 1947 году Эдуард Эррио был избран членом Французской Академии и председателем Национального собрания Франции. Семь лет он занимал этот пост, а когда преклонный возраст и пошатнувшееся здоровье заставили его отказаться от активной государственной деятельности, ему было присвоено звание почетного председателя Национального собрания. Это звание, так же как и звание почетного мэра города Лиона, Эррио сохранял до конца жизни.
Избрание во Французскую Академию было не только одной из почестей, оказанных Эррио в связи с его семидесятипятилетием, торжественно отмечавшимся во всей стране и за ее пределами, но и закономерным актом признания его заслуг в деле развития отечественной культуры.
Помимо множества статей на самые различные политические, общественные и научные темы, Эррио оставил около тридцати книг, содержание которых свидетельствует о разносторонности его интересов, об энциклопедичности его познаний, глубокой эрудиции и чуткости восприятия жизни во всем ее многообразии, включая науку, литературу и искусство[2].
Уже книга двадцатипятилетнего Эррио о Филоне Александрийском привлекла внимание ученых и широких читательских кругов. То была не монография, а блестящий этюд об одной из философских школ Александрии. И чувствовалось, что эта школа, созданная еврейским мыслителем, привлекла внимание молодого ученого в связи с его интересом к Востоку, к его древней богатой культуре. Не раз обращался Эррио к этой культуре, и некоторые страницы его книги «Святилище» (Египет, Палестина, Сирия), написанные, как с гордостью подчеркивал автор, соотечественником Шамполиона и Масперо, по своей глубокой поэтичности напоминают «Зодиакальный свет» Бунина.
В начале девятисотых годов были опубликованы книги Эррио о борьбе направлений во французской литературе. Одна из этих книг, вышедшая из печати в 1904 году, называется «Мадам Рекамье и ее друзья». Едва ли можно согласиться с той оценкой, которую Эррио дает реакционной романтике Шатобриана, являвшегося центральной фигурой салона Жюли Рекамье. Но книга Эррио — не монография об авторе «Ренэ» и его окружении, а скорее картины жизни французской интеллигенции, собиравшейся в салоне этой мечтательной жены банкира во времена директории, империи и реставрации Бурбонов, то есть в эпоху, пожалуй, более всего интересовавшую Эррио как историка культуры, в эпоху, которую он так тщательно изучал, собирая материалы для своей лучшей и наиболее известной книги «Жизнь Бетховена».
