Вскоре начались байки о вторжении Генриха V, о военных талантах герцога Орлеанского, коннетабля Шарля д’Альбре и маршала Бусико, отшельник в раз — говоре уже участия не принимал. Жильбер захмелел и попросил разрешения уснуть. Он выбрал себе место у дальней стены и повалился на пол, лишь подложив себе под голову свернутый плащ. Телохранители и остальные воины тоже сослались на усталость. Остались бодрствовать только Филипп и отшельник.
— Скажи, мудрый человек, — в конце концов спросил барон, — почему ты живешь один в лесу?
— Я не могу находиться в обществе людей.
— Почему?
— Так распорядилась природа. Не могу.
— А почему ты так низко отзываешься о человеке? Почему отказываешь ему в благородстве и чести?
— Вовсе не отказываю. Только благородство честных людей стоит на службе у тех, кому это благородство чуждо. А близки только хитрость, которая позволяет управлять так называемыми «честными», жадность и тщеславие. Не лезь в драку, рыцарь, ты погибнешь.
— Почему? — удивился де Грасси. — А если и так, на все — воля Божья.
— Семья у тебя есть? Дети?
— Да, прекрасная супруга и два отпрыска — мальчишки-сорванцы.
— Кто о них позаботится после твоей смерти?
— Не знаю, — погрустнел Филипп. — Но где еще добыть славу, как не с оружием?
— Славу и… деньги?
— И деньги, — вздохнул барон, — я очень беден.
— Несколько дней идут дожди, — сказал хозяин, — земля размокла, лошади будут скользить. Надо будет спешиться, а пешему носить латы весом в двадцать пять килограмм будет невозможно.
— Спешиться — это «английский метод». Мне он не по нраву. Я останусь на коне.
— Не сможешь. И пешим в латах не сможешь. Дерись не мечом, а булавой или цепом, меч пусть будет на боку на крайний случай. Телохранителей держи при себе, чтобы не увлеклись боем и не оставили тебя одного. Помимо англичан, враг французов — собственная спесь. Отбрось ее, не думай о подвиге, думай о сохранении жизни.
— Я так не могу. Меня не учили беречь жизнь.
— Знаешь, — посмотрел хозяин на барона глубоким взглядом, — когда настанет пора умереть, если ты отдашь душу не сразу, ты до последней минуты будешь молить о сохранении жизни. Я видел это не раз и не два.
— А сколько? — барон приложился к кубку.
— Тысячи, — ответил тот и опять сверкнул глазами.
Де Грасси очень удивился.
— Ты такой искусный лекарь, что через руки твои прошло столько больных? Откуда ты, отшельник? Я не выдам твою тайну — слово чести!
— Верю тебе. Я из Египта.
— Египтянин? — удивлению Филиппа не было предела. — Но… У тебя, конечно, смуглая кожа, но ты не похож на сарацина.
