— А в таком, — нагло ответил медвежонок и, расстегнув на груди незаметную для глаза молнию, раскрыл меховую шкурку, под которой оказался циферблат небольших электронных часов.
— Видали, козляры, — мишка похлопал себя по животу, — мейд ин Венера.
Братки переглянулись.
Одна и та же мысль пришла в их дубовые головы практически одновременно.
Заголосив, Лева Хмырев судорожно дернул ручку двери, но машина не открывалась, словно дверь была заварена снаружи.
— Люк, босс, — закричал один из телохранителей, — вылазьте через люк.
Наблюдавший за начавшейся в машине суматохой робот сокрушенно покачал головой.
Хмырев уже почти весь протиснулся в люк, но в узком отверстии в самый последний момент застрял его разжиревший за последнее время зад.
— Упс, — вдруг громко сказал медвежонок, и белые как мел братки увидели, как у него на циферблате загорелись два рубиновых нуля…
От взрыва, потрясшего парк Горького, в здании городской мэрии выбило все стекла, а лежащий в областной больнице в состоянии комы мэр вдруг пришел в себя и потребовал у дежурившей перепуганной медсестры сигару, склянку виски и свежий номер “Плейбоя”.
— Когда это случилось? — левый глаз у Сан Саныча дергался и это был плохой признак.
Очень плохой.
Братья Крючки, потупив взор, сосредоточенно изучали носки своих ботинок пятьдесят второго размера.
— Полчаса назад, — тихо ответил один из них, — рядом с парком Горького.
— А где Убийвовк, черт бы его побрал, почему его все время нет на месте, когда в городе что-нибудь происходит…
От волнения Сан Саныч внезапно перешел на нормальную речь без нецензурных выражений, что в обычном своем состоянии никогда бы себе не позволил.
Братья Крючки в ответ лишь понуро промолчали.
— Ну и что там произошло, как он погиб? — спросил их окончательно охрипший от крика авторитет.
— Нашли только кусок его задницы, — осторожно ответили братья, — по ней Хмырева и опознали, там татуировка была с американским президентом Рональдом Рейганом.
— Значит, на бомбе подорвали, — сделал вывод Сан Саныч, нервно барабаня пальцами по полированной крышке стола, — сволочи, да я их всех урою гадов…
Тем временем в нескольких кварталах от городской квартиры пребывающего в страшном гневе Сан Саныча Борис Богданович Убийвовк грузил в свою старенькую красную “тойоту” самые ценные имеющиеся у него в доме вещи: лиможский сервиз, китайский фарфор династии Дзинь, ящик с компрометирующими Воротилова документами.
В аэропорту Убийвовку еще предстояло хорошо отстегнуть на лапу таможенникам, чтобы все это провезти, но с его швейцарским счетом в банке это были сущие пустяки.
