Вряд ли Штраус мог предположить, куда приведут его перемены. Когда он был в Египте, от отца пришло письмо с неожиданной новостью. Франц писал, что получил от Леви записку, в которой он просил срочно встретиться с ним для конфиденциального разговора. Они встретились в кафе, и, к удивлению Франца, Леви предложил, чтобы Штраус вернулся в Мюнхен на такую же должность, как у него, то есть главного дирижера. Но прежде чем начать переговоры со Штраусом, Леви хотел бы знать, во-первых, будет ли Штраус относиться к нему по-дружески и, во-вторых, позволяет ли Штраусу здоровье занять этот пост. Леви сказал, что согласовал этот план с Фишером, другим дирижером оперного театра. Тот неохотно (можно себе представить, как неохотно) признал, что если Штраус согласится на это предложение, то и в художественном, и финансовом отношении он должен быть рангом выше его. Сам Леви был в подавленном состоянии, писал Франц, и не уверен в своем будущем. Он рассчитывал возглавить оперный театр вместе с нынешним директором Эрнстом фон Поссартом. Но стоящие у власти чиновники возражают против двойного правления, тем более что неясно, каким окажется это правление, поскольку дряхлеющий августейший Перфаль все еще сохраняет значительное влияние. Не теряя надежды на повышение, Леви теперь обдумывал, как упрочить свое положение. Он чувствовал, что ему нужен партнер, талантливый и преданный ему, который мог бы помочь поддерживать высокий художественный уровень театра, исполнять часть обязанностей, подавать новые идеи и тем самым обеспечивать стабильность оперного театра, раздираемого интригами, которые грозят ввергнуть его в пучину заурядности. Только в этом случае Леви мог бы чувствовать себя спокойно и надеяться, что оставшиеся годы сумеет доработать в мирной обстановке. (Вот что приблизительно сказал Леви Францу. Однако вполне вероятно, что истинной причиной, почему Леви, блестящий и образованный дирижер, не был допущен к руководству театром, был его неустойчивый характер, а также частые болезни.) На предлагаемый пост рассматривались кандидатуры еще двух дирижеров — Вейнгартнера, который оказался связанным контрактом в другом месте, и Мотля, друга Леви, который был женат на женщине сомнительной репутации, и поэтому его появление в Мюнхене, недавно пережившем скандальную историю с браком Вагнера и Козимы, вряд ли было желательным.
У Леви было еще одно сомнение, которым он откровенно поделился с Францем. Он опасался, что Штраус полностью подпал под влияние Риттера. А Риттер ненавидел Леви. За что только, недоумевал Леви. Он ни в чем перед ним не виноват. Ответ Франца был образцом ханжества. Он ответил, что Риттер — антисемит и ничего другого от него и ждать не приходится.
