Не знаю, шутил он или нет, но я из вежливости сделала большие глаза. И хорошенько вытерла липкие ладошки Моди краем своей футболки.
— Милая, милая, милая бизьянка, — сказала Моди и очень осторожно стала гладить псаммиада по спине.
Он чуть вздрогнул — нежности явно были ему не в удовольствие, — но не сдвинулся с места.
— Ты все время у нас за спиной прятался, пока мы копали? — спросила Шлёпа с упреком.
— Не совсем. Я с наслаждением дремал в песке, пока вы не начали перекапывать всю яму, причем с такой неуклюжестью и с таким рвением, что учинили небольшое землетрясение. Мой сон был грубо прерван, и меня швыряло взад и вперед, пока я не выбрался наружу, где выслушал вашу не слишком интересную философскую дискуссию о природе моего бытия, — сказал псаммиад.
— Ну, с бытием у тебя порядок, вопросов нет, так что давай исполняй наше желание, — сказала Шлёпа.
Псаммиад, судя по виду, был возмущен.
— Пожалуйста, — прибавила Шлёпа.
— Я не обязан потакать вашим прихотям, мисс Крикунья. Чего ради мне изнурять себя, исполняя ваши желания, если вы сперва разрушаете мои покои, а затем грозитесь убить меня посредством обливания водой из кувшина?
— Но… но разве тебе не полагается исполнять желания? Это же твоя работа! — удивилась Шлёпа.
Псаммиад негромко зашипел, выпуская воздух между острых маленьких зубов. Может, конечно, это был смех, только не слишком веселый. А может, и угроза.
— Умолкни, Шлёпа. Мы должны обращаться с псаммиадом очень уважительно, — сказала я.
— Потому что хотим исполнения желания? — спросила Шлёпа.
— Потому что он очень-очень старое и удивительное волшебное существо, он миф, он легенда, возможно, он наделен даром бессмертия, — объяснила я.
Псаммиад повеселел и прямо-таки засиял:
— Я бы и сам лучше не выразился. Вы весьма красноречивы, мисс Розалинда.
— Это потому что она по сто книжек в день читает, — насупилась Шлёпа. — А еще она подлиза. Но я не хотела вас огорчать, мистер Псаммиад, сэр. Я вам не грубила. Я со всеми так разговариваю. Такая у меня манера.
— Весьма неприятная манера, — сказал псаммиад. — Когда я последний раз выходил на поверхность, дети были воспитаны безупречно. Ах, старые добрые времена! Раньше считали, что детей должно быть видно, но не слышно. — Он печально вздохнул. — Я все еще страшно обижен. Не привык, чтобы на меня кричали. Пожалуй, мне следует незамедлительно отправиться в постель. — Он начал закапываться в песок.
— Ну не уходите! Пожалуйста! Простите меня, простите, пожалуйста. Я вовсе не хотела вас обидеть! — Шлёпа отчаянно пыталась успокоить и задобрить псаммиада. Голос у нее при этом, странное дело, стал похож на голос Элис.
