— Товарищ капитан, мне корректировщик нужен. Лучше из тех, кто понимает.
Передали по цепи:
— Кто воевал минометчиком, к командиру роты!
Пришли трое. Сороковетов с ними переговорил, двоих назначил подносчиками. Третьего послал наверх. Воронцов отдал тому свой бинокль. И вот хлопнул заряд, мина со свистом улетела в деревню. Корректировщик сделал поправку.
— Вилка! — кричит после второго выстрела. — Сыпани три беглым!
Ротный приподнялся, посмотрел в бинокль.
— Попал! — кричит. — А ну, давай теперь того, который слева!
Снова кинули три пристрелочных.
— Вилка! — подал голос корректировщик. — Полный залп!
Ротный радостно матерится, кричит Сороковетову:
— Ах ты, сукин ты сын! А молчал! Да твой капитан, выходит, и вправду дурак! Такого спеца из роты отпустил!
Третий пулеметный расчет, видя, что ему угрожает, стал отползать, менять позицию. Но штрафники уже поднялись, захватили несколько домов и начали продвигаться в середину деревни.
Скороковетов посмотрел на своего корректировщика и говорит ему:
— Кем был?
— Был сержантом гвардейской минометной роты Емельяновым, — представился новоприбывший штрафник. — Командиром расчета, наводчиком.
— А почему команды не по уставу подаешь?
— Да так получилось. Устав-то я похуже миномета знаю.
Емельянов под трибунал попал за дезертирство и драку с представителем гражданской власти. Личное дело Воронцов помнил. Оно его насторожило. Потом, однажды ночью, в окопе, когда Емельянов стоял на дежурстве, разговорился с ним. В апрельских боях сержант получил средней тяжести ранение в область бедра. Его отправили в Тулу, в тыловой госпиталь. Подлечился и получил направление в запасной полк. Перед отправкой из дома пришло письмо. Жена писала о житье-бытье. Деревню, где они жили, недавно освободили. Все разбито. Слава богу, изба осталась цела. Но хозяйство разграблено. Скот немцы порезали. С утра до ночи в поле. А тут председатель колхоза начал придираться по каждой мелочи. А вскоре прямо заявил, что, если она ему не уступит, житья не будет. И вот Емельянов, получив такое письмо, решил наведаться на родину. Дорога хоть и не прямая, но крюк до деревни Емельяновки оказался невеликим. Пришел домой, переночевал в родном доме. А наутро навестил председателя.
— И что обидно, товарищ младший лейтенант, — рассказывал Емельянов, — председатель-то — дядя мой родной. Вот сволочь! Ну и отвалял я его прямо там, в поле, перед бригадой. По-родственному. — И Емельянов покачал увесистым кулаком. — А вечером приехали участковый и капитан из военкомата…
