— Не хотите ли чего-нибудь выпить? Боюсь, что ничего нет, кроме пива.
— Мы не пьем на работе, — ответил худой.
Его толстый напарник шмыгнул носом и промолчал. Марша заметила, что его левая щека слегка подергивается.
Наступило неловкое молчание. Наконец его прервал худой.
— Как вам удалось с мужем отыскать такое местечко, миссис Хармон? Укромней не придумаешь.
— Этот летний домик принадлежит психиатрической больнице, — ответила Марша, — я имею к ней отношение, знаете ли.
О? — худой, казалось, заинтересовался этим обстоятельством, — вы там работаете?
— Да, я работаю в отделе доктора Петерсона, которому принадлежит больница.
— Прекрасное место, уединенное, хорошо здесь прятаться. Мы с трудом нашли вас даже после того, как нам рассказали, как ехать. Никогда не подумал бы, что есть такое изолированное местечко совсем рядом с городом.
— Ну, я бы не сказала, что недалеко. Шестьдесят миль, по крайней мере. Уж слишком здесь пустынно и одиноко. Приходится за двадцать миль ездить за продуктами.
— Что ж, все ваши трудности исчезнут завтра, — философски заметил Майнер и чихнул. — Этот ваш соус к спагетти очень вкусно пахнет.
— Я готовлю на всякий случай. Если мой муж и сержант вернутся с озера с пустыми руками, — объяснила Марша. — Если нет, соус постоит в холодильнике, и я возьму его завтра с собой, когда поедем в город. Но если вы оба испытываете отвращение к рыбе, я угощу вас на ужин спагетти с соусом.
— Я равнодушен к рыбе, — заверил худой, — и предпочту ваши спагетти, если, конечно, это не очень вас затруднит.
— Совсем нет. А как вы, мистер Тобин?
Молодой человек выглядел слишком несчастным, чтобы вообще думать даже о еде. У Марши даже мелькнула мысль, что, возможно, ей придется повозиться с лежачим пациентом, — он выглядел с каждой минутой все хуже и хуже. Но молодой человек вдруг сказал тонким голосом:
— Спагетти — мое любимое блюдо.
— Тогда мне лучше помешать опять, иначе вы будете есть пригоревший соус. Извините, я на минуту.
Она была в кухне, помешивала соус, когда в гостиной зазвонил телефон. Закрыв крышкой кастрюлю, она направилась в гостиную и увидела, что трубку уже снял худой.
— Доктор Хармон? — сказал он и вопросительно взглянул на Маршу. — Я и не знал, что ваш муж — доктор.
— Это меня, — сказала она, — доктор — я. Мой муж — архитектор.
Она подошла и взяла телефонную трубку из его рук. Худой не отошел и навострил уши, явно собираясь подслушать разговор. Она не возмутилась. За последние несколько недель она так привыкла к вмешательству полицейских в личную жизнь — они буквально следили за каждым их движением, — что воспринимала теперь это как должное. Она даже немного отставила от уха трубку, чтобы ему было лучше слышно.
