Летчик-штурмовик прихрамывая подошел к Волину.
— Все, отвоевался Яшка, — как-то буднично произнес он.
Эта будничность поразила даже Александра Волина, который за три с половиной недели отступления навидался такого… Будничность как раз и была самым страшным в данной ситуации: лютая смерть стала, скажем так, повседневным явлением. Старший лейтенант Волин стиснул зубы — сволочи! Сколько же еще смертей предстоит увидеть, пока уничтожим мы эту фашистскую гадину?!
— Яшка со мной уже четыре вылета успел сделать, — продолжал летчик-штурмовик. — Я все думал, может, обойдется… У нас же хуже, чем в штрафбате, когда «мессер» заходит, он ведь сперва по стрелку бьет, а потом по мне. «Березин»[5], конечно, пулемет хороший, но он у него один, а у «мессера» — четыре огневые точки…
Волин только вздохнул тяжело.
— Товарищ старший сержант, пройдите в санчасть, а потом вас накормят, я распорядился, — сказал командир эскадрильи.
— Виноват, товарищ капитан, сразу не представился. Старший сержант Иван Кожемяко.
— Да ничего-ничего. Отдохнешь, а потом в часть поедешь. А я пока документы оформлю.
— Есть.
На летном поле техники вырыли под плоскостями штурмовика и аварийно выпустили шасси, а потом на руках, облепив тяжелый самолет, оттащили в сторону. Ямы потом заровняли и утрамбовали — не хватало еще на взлете или посадке скапотировать.
* * *
Высоко в небе шла девятка «Юнкерсов-87» под прикрытием четверки «Мессершмиттов». Их цель — небольшая железнодорожная станция и расположенный неподалеку от нее завод — была сейчас запружена людьми и техникой.
Эвакуация напоминала порой стихийную силу, полноводную реку, которая выходила очень часто из берегов, и никакие дамбы и плотины из красноармейцев или суровых и неприступных бойцов НКВД не могли обуздать людской поток. Да и сами они были людьми, которых тоже коснулось горе.
Они не могли, как эсэсовцы, спрятаться под удобной маской расового превосходства или некой «избранности». Каким бы ни был приказ — взорвать за отступающими завод, уничтожить запасы продуктов, чтобы они не достались немцам, расстрелять паникеров и дезертиров или просто стоять в оцеплении, пока на эшелоны грузят драгоценные станки вместо женщин и детей, — они скрепя сердце, но не ожесточась им, и скрипя зубами, выполняли приказ.
А к ним уже приближалась крылатая смерть, совсем уже скоро она под истошный вой сирен, от которых кровь стыла в жилах, в пикировании понесется вниз, заслонив небо паучьими крестами на крыльях с характерным обратным изломом.
