Наиболее значимым каналом хозяйственной власти является финансовый контроль. Большинство российских предприятий в течение последних десяти лет находятся в состоянии перманентного и жестокого финансового кризиса. Нет денег на выплату зарплаты, на платежи за сырье, материалы, энергию, не говоря уже об инвестициях. Постоянный кризис взаимных неплатежей и необходимость любой ценой вымаливать у государства и/или банка кредиты — все это стало правилом. В этих условиях срабатывает цепочка финансовой зависимости.
В самом низу работник, которому могут заплатить, а могут и не заплатить (это зависит непосредственно от администрации) зарплату. Выше — зависимость администрации от банка. Даст или не даст банк кредит, а если даст, то на каких условиях? Администрация может воспользоваться его услугами также и для того, чтобы (обычно через подставные фирмы) в течение 2–3 месяцев, а иногда и полугода, «крутить» деньги, предназначенные для расчетов с рабочими и контрагентами, значительно увеличивая первоначальную сумму за счет краткосрочных валютных, торговых (в России банки гораздо больше связаны с торговлей, нежели с производством) и т. п. операций, в большинстве своем спекулятивных. Часть этих дополнительных средств получает предприятие, но немалая доля через банк уходит к хозяевам клана.
Еще выше — государственные органы — от мелкого чиновника в администрации региона до президента и парламента. Все они распределяют и перераспределяют различные государственные ресурсы и льготы. Добавим сюда активнейшее влияние Мингосимущества на процесс приватизации, внешнеэкономических ведомств — на условия экспортно-импортных сделок, администрации президента — на налоговые льготы, парламента — на распределение бюджета, и мы получим сложнейшую систему финансовых взаимосвязей между предприятиями, банками и различными федеральными, республиканскими и региональными государственными органами.
Не забудем и о таком канале хозяйственной власти, как личная уния. Она венчает всю эту пирамиду зависимости, спаивая воедино (как волков в стаю) элиту предприятий, банков, коммерческих структур и государственных органов. Эта личная уния тем прочнее, что подавляющее большинство клановых элит вышло из тех или иных групп прежней номенклатуры (совокупность таких черт кланово-корпоративных группировок позволяет применить для их обозначения английский термин patronage machine).
Наконец, особую прочность этим конструкциям, собственно клановую форму, придает
