— Перекусил бы, — сказал Пфефферкорн.
Присели.
— Что это? — спросил Пфефферкорн. — Куриный салат?
— Гусиный паштет.
— Угу, — с набитым ртом проговорил Пфефферкорн. — Как бы оно ни называлось, это объедение. — Он взял второй сэндвич. — Но каждый день так есть нельзя. Разнесет до четырехсот фунтов.
— Приучаешься к умеренности, — сказала Карлотта.
Пфефферкорн усмехнулся. В этом доме пока мало что соответствовало слову «умеренность».
— Как ты умудряешься содержать дом в чистоте? Наверное, уйма слуг?
— Знаешь, все не так страшно. Кроме Эсперанцы еще есть дворецкий, но теперь я, пожалуй, его отпущу.
— Да брось ты. Одна служанка на весь особняк?
— Очень работящая. И потом, во многие комнаты я даже не заглядываю. Ты еще не видел гостевое крыло.
— Уволь. Я уходился. — Пфефферкорн потянулся за третьим сэндвичем. — Обжираюсь как свинья.
— Угощайся.
— Они маленькие, — сказал Пфефферкорн. — А я не ел с завтрака.
— Чего ты оправдываешься? — Карлотта отщипнула кусочек сдобы. — Вот они очень вкусные, ей-богу. — Остаток она скормила псу. — Больше не давай мне есть.
Карлотта встала, потянулась и отошла к окну. На контражуре она смотрелась изящным силуэтом, и Пфефферкорн вдруг до боли отчетливо припомнил, как сильно любил эту женщину. Время сердобольно сгладило юношеские рубцы, шрамы от встречи и слияния несовместимых характеров, и сейчас он видел только воплощенную женственность, какую искал в первых любовницах и бывшей жене. Всё было не то. Да куда им? Ведь он сравнивал их с нею. Отложив сэндвич, Пфефферкорн подошел к Карлотте.
Окно смотрело на каменную террасу, с которой открывался вид на угодья, запутанностью и размахом под стать особняку. Просматривались массивные глиняные стены и темно-рыжие крыши флигелей.
— Вот оно все, — сказала Карлотта.
— Прекрасный дом.
— Нелепый.
— Ну, может, капельку.
Карлотта улыбнулась.
— Прости, что я не выступил, — сказал Пфефферкорн.
— Пустяки.
— Мне неловко.
— Не переживай. Я рада, что ты здесь. Так давно не виделись, Артур. Такое чувство, будто нужно заново знакомиться. Расскажи о себе.
— Все то же. И я тот же.
— Как дочка?
— Обручена.
— Это ж чудесно, Артур! И кто счастливчик?
— Его зовут Пол, — ответил Пфефферкорн. — Бухгалтер.
— Ну? Какой он?
— Да что сказать… Типичный бухгалтер.
— По-моему, все чудесно.
— Помолвка пятнадцатого апреля.
— Ты рад за нее, правда?
— Конечно, — сказал он. — Надеюсь, все будет хорошо.
Карлотта обеспокоилась.
— А что, есть причины сомневаться?
— В общем, нет.
