— Тусовка?
— Нет. Сидят все за столом и на бутылку шампанского глазеют. Ну мы и начали им всем рост измерять. А они нервные, возникать начали, беспокоиться, верно, преступники! Да и мой напарник неладное почуял. Я к тому времени нашел двоих одного роста, Кейти Уиндеграунд и еще какого-то пацана, гостя, по-видимому. Достаю я наручники, чтобы их взять, а они как возникать начали, про алиби загонялись, а я говорю, силой чтобы брали, так эти двое от меня на люстру забрались и сидят там. А тут Новый Год пришел. Там девка одна была, мелкая, лет девяти, так она взяла со стола бутылку и открыла, а пробка и все шампанское на меня: пробка в глаз попала. Я на эту девку разъярился и погнался за ней, а она потом на люстру уселась, но неудачно, она свалилась и увлекла за собой Кейти и этого, черт его знает, кто он…
— Ну схватили бы вы их всех троих.
— Не получилось, друг. Этот малец нашел какой-то музыкальный инструмент и начал на нем играть, а мы против своей воли в пляс пустились, а пока мы танцевали, он взял Кейти и в окно, только его след мы и видели.
— Знаешь что, Чарли, они наверное по улицам шатаются, схватить их не составит труда.
— Нет, друг, — сказал прокурор, — они не сдадутся, потому что невиновны, в гроб лягут, но не сдадутся.
— А мне что, преступник мне нужен, вину на кого-то же надо свалить, за этим и нужны люди, на которых ты зло имеешь, чтобы они за твои грехи платили.
— Ты не понял меня, друг, не буду я больше за этими гоняться, слишком уж крепкие орешки мне попались.
— Но если ты их не поймаешь, то вся наша жизнь испортится…?
— А если иначе, то испорчусь я!
— Эх! — сказал друг Чарли, — Была не была! Я сам возьмусь за это дело, думаю, у меня получится.
— Ни пуха, ни пера, друг, — прошипел Чарли.
— Все к черту!
— Не зазнавайся, ты же не знаешь, что скрыто за этой дверью. Я видел, а ты нет…
— Думаешь, я такой придурок, что не смогу поймать двух маленьких сорванцов?
— Не зазнавайся! — предупредил его в последний раз Чарли, эти детки тебе еще хлопот наделают.
В это же утро Ригодон и Аннет нервно ходили по холлу своего дома.
— Ты понимаешь, Энни, что ты у этого фокусника попросила? Фараона! Чушь какая-то.
— Никакая не чушь. Фокус. Чудо. Да и если бы я не попросила, было бы тоже самое.
— И откуда ты это знаешь, когда мне это неизвестно?
— У женщин свои секреты… И я не намерена их открывать.
— Да нет у тебя секретов. Ты просто прикалываешься надо мной, а я терплю. Все равно все тебе прощу. Такая у меня уж душа, Энни, давно простил, поссорился я так, по инерции.
