Искатель, 1993 № 01 | страница 79
Чага взяла костяную лопатку и пошла к дымящейся, тлеющей траве. Забив огонь, бросила лопатку в пепел и вернулась к перепуганным, не смеющим встать зверям. Похлопывая по горбоносой, с закрытыми глазами морде, уговорила подняться Рыжую, а за ней поднялись Седой с Угольком. Чага освободила зверей от пут и снова запрокинула голову. Стальная птица была еще видна — крохотная, она карабкалась все выше и выше, но крик ее уже не достигал земли.
Он так и не отнял у нее камни… Медленным шагом Чага взошла на голую, как череп, вершину холма и увидела тлеющие развалины заката и алый краешек падающего за горизонт солнца. Под ногами розово блеснул крупный, изогнутый, как кость, осколок. Чага поискала глазами тающую в зените стальную крупинку, но найти уже не смогла… Она стояла одна, посреди пустой степи, оставленной людьми, и только сбитый с толку металл, которому пригрезилось на секунду стальное возносящееся чудовище, рыскал над холмами. Металл, чьего приближения она уже не могла, не умела почувствовать…
В конце концов, она всегда знала, что проклятие Матери рано или поздно сбудется. Чага подняла осколок и, удивившись его нежному теплу, прижала к груди.
Быстрый, светлый, разящий без промаха на этот раз почему-то медлил. Потом, подкравшись сзади, с визгом вспорол воздух у самого уха, и Чага от неожиданности уронила осколок. Некоторое время она оцепенело глядела под ноги, потом заставила себя нагнуться, но подобрать не успела.
Металл ударил в плечо, развернул и, не дав даже упасть на землю, поразил ее в горло.
В горло, а не в печень, как предсказывала когда-то Мать.
Рафаэль Сабатини
ЛЮБОВЬ И ОРУЖИЕ
>РОМАН
Глава 1. Глас народа
Из долины ветер доносил колокольный звон, который сопровождал вечернюю молитву. Шестеро мужчин, обнажив головы, стоили в пастушьей хижине возле вершины, отдавая должное Пресвятой Богородице. Висевшая под закопченным потолком бронзовая масляная лампа с тремя рожками горела тускло, но зато неимоверно чадила. Однако и в полумраке можно было разглядеть, что богатая одежда мужчин никоим образом не гармонировала с убогим убранством хижины.
Колокола смолкли, губы перестали шевелиться. Безмолвно дочитай до конца «Аве Мария», мужчины истово перекрестились, надели кто шапочку, кто шляпу, недоуменно переглянулись. Но прежде чем кто-либо успел подать голос, в сбитую из неструганых досок дверь постучали.
— Наконец-то! — с явным облегчением в голосе воскликнул Фабрицио да Лоди, а молодой мужчина в нарядной одежде по его знаку подошел к двери и распахнул ее.
