И вот Джан Мария, уединившись в отведенных ему во дворце роскошных апартаментах, обсудил печальное известие с двумя дворянами, сопровождавшими его в поездке в Урбино, Альваро де Альваре и Джизмондо Санти. Оба они убеждали герцога последовать совету да Лоди и вернуться в Баббьяно, предварительно договорившись о дате свадьбы.
— Тогда, ваша светлость, — заметил Санти, — вам будет что сказать представителю Валентино.
Спорить Джан Мария не стал. Он поспешил к Гвидобальдо, сообщил о полученных новостях и предложил незамедлительно определить день бракосочетания. Гвидобальдо внимательно его выслушал. Как и многие в Италии, он боялся Чезаре Борджа, а потому стремился к скорейшему созданию союза его противников.
— Все будет, как вы того желаете, — ответил Джану Марии правитель Урбино. — О свадьбе объявим сегодня, чтобы представитель Борджа понял: это дело решенное. Выслушав послание герцога Валентино, постарайтесь дать ответ поуклончивее. И не позднее чем через десять дней возвращайтесь в Урбино. А мы пока будем готовиться к торжествам. Но сперва ступайте к мои по Валентине и расскажите обо всем ей.
Уверенный в успехе, Джан Мария поспешил в покои племянницы Гвидобальдо. Наткнулся на слоняющегося без дела пажа и послал его к монне Валентине испросить аудиенции.
Когда паж открыл дверь, до Джана Марии донесся сочный мужской голос, выводящий любовную песенку под аккомпанемент лютни.
Пение внезапно прекратилось, смолкла и лютня. Появился паж и, отдернув сине-золотистую портьеру, пригласил Джана Марию войти.
Он оказался в комнате, красноречиво свидетельствующей о богатстве и тонком вкусе семейства Монтефельтро. Фрески на потолке, бесценные гобелены на стенах. Над затянутым в алое аналоем серебряное распятие работы знаменитого Аникино из Феррары. Картина кисти Мантеньи, дорогие камеи, хрупкий фарфор, множество книг, цимбалы, которые с интересом разглядывал светловолосый паж, у окна арфа — ее Гвидобальдо привез племяннице из Венеции.
Там-то и увидел Джан Мария монну Валентину в окружении ее подруг, шута Пеппе и полудюжины дворян, придворных мессера Гвидобальдо. Один из них, тот самый Гонзага, что привез монну Валентину из монастыря святой Софьи, в белом, расшитом золотом камзоле, сидел на низком стуле с лютней в руках, и Джан Мария догадался, что именно его голос слышал он, стоя за дверью.
При появлении герцога все встали, за исключением монны Валентины, но не выказали радости, чем в немалой степени охладили пыл Джана Марии. Он приблизился к ним и, запинаясь чуть ли не на каждом слове, попросил оставить их с монной Валентиной наедине. Скорчив страдальческую гримаску, она отпустила дам и кавалеров. Джану Марии пришлось долго ждать, пока последний из них не скрылся за стеклянными дверьми, ведущими на просторную террасу, где в солнечных лучах сверкали струи мраморного фонтана.
