Они разговаривали вполголоса, и человек за забором не мог разобрать ни одного слова.
Когда Викентьев с Григорьевым вернулись в комнату, спирт был уже выпит. Викентьеву оставили полстакана и огурец, но он раздраженно понюхал и выплеснул содержимое за порог.
— С чего ты его сцеживаешь у себя в морге?
Куренко обиженно отвернулся.
— Какая разница, он же все микробы убивает, — примирительно сказал Иван Алексеевич и озабоченно свел брови.
— Я вот говорю, давно надо печечку сложить где-нибудь в уголке, насколько проще станет работать… И ребятам не надо будет голову морочить всю ночь… Вы бы похлопотали, Степан Васильевич…
— Какую печечку? — переспросил прокурор.
— Да крематорий! Сколько лет говорим, сколько лет собираемся… Небольшой, нам-то много не надо…
— Пусть УВД делает, — брезгливо ответил Григорьев. — Прокуратура надзирает за исполнением приговора, А что происходит потом — не в нашей компетенции!
Он резко встал, нервно передернул плечом, огляделся зачем-то по сторонам.
— Все, поехали! Больше мне здесь делать нечего.
Слово «мне» прокурор выделил, словно так можно было отгородиться от происшедших событий.
Первой из «точки» исполнения выехала серая «Волга».
Григорьев кособочился рядом с водителем в прежней позе, а Буренко вольготно лежал сзади, беспрепятственно задрав на сиденье согнутую ногу, потому что Ромов, белея пластмассовыми зубами, придерживал тяжелую створку ворот и прощально помахивал поднятой до уровня плеча ладошкой. За рулем теперь сидел Викентьев, так как шестой номер спец-группы «Финал» Петя Шитов прогревал двигатель белого медицинского «рафика» с матовыми стеклами и грибкообразной трубой вытяжной шахты на крыше.
— А Иван Алексеевич как же? — спросил Попов, которого Сергеев посадил вперед, подальше от зловещего брезентового свертка.
— Тут заночует, — отозвался майор. — Боится к старухе среди ночи приходить… У него здесь и раскладушка, и матрац, и бельишко…
«Рафик» выкатился из первого бокса и скользнул за ворота, мимо улыбки и прощального жеста первого номера.
— Я б здесь ни в жизнь не остался, — убежденно сказал Сивцев, сидящий напротив Сергеева по другую сторону носилок. — Ни за какие деньги!
— И за тысячу? — хмыкнул Шитов.
— Ни за сколько. Уж лучше на кладбище переночевать.
Попов погрузился в полудрему, и голоса сержантов, вяло обсуждавших сравнительную опасность живых и мертвецов, доносились до него глухо, как сквозь слой ваты.
Труповозка ходко промчалась по пустынному Магистральному проспекту, пронзила спящие кварталы Северного микрорайона и неслась дальше, в темную степь, где раскинулось городское кладбище, принимавшее ежедневно сорок-пятьдесят, а в промозглые осенние дни, когда обостряются хронические заболевания и вспыхивают неизбежные эпидемии гриппа — до восьмидесяти-ста постоянных обитателей.
