Там продолжались спешные приготовления к бою, нас снова должны были послать на передовую. Наша рота, которая сейчас выглядела чуть ли не самой лучшей в дивизии, насчитывала не более 40 человек. За несколько неописуемо тяжелых дней после Кюстрина мы потеряли больше хороших и храбрых товарищей, чем за предыдущие несколько месяцев упорных боев. Теперь эти времена, похоже, ушли навсегда, и после упорных сражений мы смогли отойти в тыл на неделю или хотя бы на несколько дней, чтобы прийти в себя и восстановить силы прежде, чем снова вернуться на фронт. Слова «отдых» для нас больше не существовало. Были только стычки, столкновения, бои, а в промежутках между ними стремительные, изматывающие передислокации.
После всего, что произошло, мы должны были попросту сдохнуть, накрыться, отдать концы. Но мы сжимали зубы и заставляли себя продолжать сражаться еще более упорно. Мы действовали совершенно автоматически, не раздумывая, на одних инстинктах, которые помогают опытному солдату-фронтовику выживать, хотя теоретически он должен уже погибнуть либо во время бомбардировки, либо в ближнем бою, либо попав в засаду. В таком состоянии запредельного утомления мозг уже не мог воспринимать что-либо еще. Только теперь мы полностью показали значение несгибаемого боевого духа, твердых убеждений и четкого понимания причин борьбы, ведь все это необходимо солдату на фронте. Без этого он, конечно, может сражаться, особенно если его поддерживает многочисленная артиллерия, авиация и танки. Но при неблагоприятных обстоятельствах, перед лицом кажущегося непобедимым врага, который имеет огромное превосходство в живой силе и технике, без поддержки тяжелого оружия солдат может упасть духом и сам будет стремиться в плен.
Когда ты практически постоянно участвуешь в боях на передовой без всякой связи с внешним миром, а дни и ночи сливаются в непрерывный водоворот бомбежек, ближнего боя, артобстрелов и других выматывающих нервы событий, ты теряешь ощущение времени. Создается впечатление, что колесо времени остановилось и настоящее стало вечностью.
Казалось невозможным убежать от этого проклятого настоящего. Для нас оно стало периодом постоянного нервного напряжения, потрясений и ужасающих картин. Отдельные события в длинной цепи роковых дней и ночей перемешались в одну огромную, нереальную картину ужаса, в которой даже сегодня трудно различить детали. Общее впечатление о том кровавом апреле 1945 года, которое сохранилось по сей день, – это чувство отчаянной последней битвы одиноких воинов. Почти безоружные, истекающие кровью из бесчисленных ран, мы противостояли врагу, имевшему неограниченные ресурсы.
