Давно закатилась луна и розовый рассвет играл красками на горах, а гнусавый голос Гаврилы Лаврентьевича все повествовал казакам о виданном. Он рассказывал о реке Оби с притоком прекрасным Иртышом, о Енисее, что больше и шире Волги.
– Ширше Волги! – шорохом пронеслось по казачьему кругу. – Мать честная, что же это за река-то будет…
Говорил Гаврила Лаврентьевич о громадной реке Лене, где в непролазной тайге, среди болот видал он ручьи, и в тех ручьях было чистое полновесное золото: самородки и песок. Рассказывал о реке Амуре.
– А по той реке лосось рыба, именуемая кета, идет стадами – тьмы темен. И вода точно кипит от ее ходу – идет поверху. Не удержишь – так идет. Лови хоть руками. И люди там от той рыбы все имеют – и пищу и одежду. Из рыбьей кожи выделывают себе платье. И то платье никакой дождь не возьмет. Езда там на собаках.
– Ах, ты!.. – срывался в толпе изумленный возглас. – Шут их возьми!.. На собаках… Вот черти!
– А ты это не шутейно говоришь, Гаврила Лаврентьевич, не голову нам морочишь? А?
Но Гаврила Лаврентьевич снимал шапку, крестился, доставал с груди черный кипарисовый крест и целовал его в доказательство, что говорит правду.
В казачьих головах шла работа. Прикидывался в ум свой казачий масштаб. Если с Раздорского городка на Дону легковая станица [35] шла на Москву сорок дней и проходила полцарства Московского, то во сколько же раз, то Сибирское царство было больше Московской земли! Выходило что-то чрезвычайно огромное. Упиралось в темную льдистую ночь, прикасалось чудесного Индийского царства с его обезьянским царем, уходило в песчаные степи.
– Д-да, земля! – вздохнул кто-то.
– Той земли, – сказал Никита Пан, – и сынам, и внукам, и правнукам нашим хватит.
– Воевать ту землю надо, – точно подсказал казакам Иван Кольцо.
И, отвечая на эту мысль, Гаврила Лаврентьевич стал рассказывать, что земля эта очень мало заселена, что живущее по ней остяки, вогулы, самоеды, чуваши на севере, киргизы, буряты и монголы на юге и на востоке своих постоянных городов не имеют, но кочуют с места на место, занимаясь скотоводством.
– А вояки совсем плохие. Огневого боя не знают. В лучном бою – искусники большие и стреляют из луков знатно, а в рукопашном сабельном бою больше галдят, чем бьются и такой толпой, что не приведи Бог…
Гаврила Лаврентьевич замолчал и жадно пил из оловянного кубка остывший в росной траве мед. Казаки тоже примолкли. Они за беседой не заметили, как прошла ночь. Светлый день наступал.
