Второй вопрос если не более важный, то более насущный. В отличие
от первого, академического, он актуальный, мучающий сегодня моих
соотечественников. Для подавляющего большинства из них это даже не вопрос о
свободе, но лишь вопрос о том, возможна ли в России «нормальная»
(подразумевается - европейская) жизнь - без произвола чиновников, без нищеты,
без страха перед завтрашним днем. И если возможна, то как ее добиться?
Для историка, который принял предложенную здесь парадигму, ответ
на второй вопрос прост, поскольку прямо вытекает из первого. «Нормальная» жизнь
наступит в России не раньше, чем она избавится от двойственности своих
исторических традиций. Другими словами, когда, подобно обеим бывшим европейским
сверхдержавам, Франции и Германии, станет одной из «нормальных», способных к
общенациональному консенсусу великих держав Европы. В конце концов, ни одной из
них не была эта способность дана, если можно так выразиться, от века. Можно
сказать, что Франция, допустим, обрела ее не раньше 1871 года, а Германия так и
вовсе не раньше 1945-го. Другое дело, что в силу накопившейся за столетия
гражданской отсталости для России в XXI веке эта перспектива подразумевает…
Императив сознательного выбора
Мы видели, что обе стратегии, примененные патерналистскими
правительствами с целью остановить европейскую модернизацию России, кончились
катастрофически. Например, попытки наглухо отрезать страну от европейского
просвещения, как в излюбленной мифотворцами Московии или при Николае, были в
конечном счете сметены грандиозными реформами и остались в истории как символы
невежества и суеверия. А попытка совместить европейскую риторику и имитацию
европейских учреждений с гегемонией государства над обществом, как в
постниколаевской России, кончилась революцией и гибелью патерналистской элиты.
Но в то же время видели мы, что и оба европейских проекта - Ивана III и
Екатерины II-
привели в конечном счете лишь к мобилизации патерналистских элит и к
самодержавной реакции, насильственно подавившей европейскую модернизацию.
Похоже на заколдованный круг, не так ли?
Выход из него, я думаю, в том, чтобы присмотреться к
качеству обоих предшествовавших европейских проектов. В конечном счете их
смысл состоял, как мы видели, просто в том, чтобы не мешать европейскому просвещению
России. И оно, это просвещение, усваивалось бессознательно, делало свою работу
стихийно, как Марксов крот истории, постепенно избавляясь от московитского
наследства - сначала от православного фундаментализма, затем от крестьянского
рабства, потом от самодержавия и, наконец от империи. Другое дело, что крот
истории роет медленно. Тем более, что работа его все время перебивается
попятными движениями.
