- Никаких, никаких! Все утрясется в какие-нибудь недели, крайний срок месяц, и то только из-за необъятности вашей территории, не может быть, чтобы кучка оборванцев и несколько германских шпионов могли изменить будущее России, я в это не верю, существует регулярная армия, и она не успокоится, пока не наведет порядок. Вы получили известия от Временного правительства?
- Господин президент, - сказал консул, бледнея, - по нашим сведениям, Временное правительство низложено, мы представляем сейчас правительство, которого нет.
- У вас неверные сведения, все в порядке, армия справится, вы не можете не выполнить своих обязательств по союзническому договору, народ не так просто обмануть, верьте мне, я знаю это по Америке, простые люди - это люди здравого смысла, вы просто заболтали там всех в России и немножечко раздражили, я уже давно хотел заметить, господин консул, вы уж простите меня, но телеграммы вашего правительства слишком восторженны, высокопарны, а мы в Америке - трезвые люди. Мне всегда жаль людей, пребывающих в состоянии эйфории, но все устроится, там у вас есть и спокойные, рассудительные, господин Терещенко, например, будете звонить - привет ему и пожелания удачи. Полно! горе! горевать! - попытался он крикнуть еще раз, ободряюще взмахнув кулаком, но тут, повернувшись к ним спиной, заметил того самого старика с ненавидящими глазами и, кивнув ему как-то сконфужено, пошел к выходу.
- Дела хороши, говоришь? - прошептал консул. - Попробовал бы он меня так учить месяц назад, я бы его по зубам этим самым союзническим договором, демократ чертов!
И почувствовав изумление Гудовича, стоящего рядом, скорчил ему такую рожу, что они оба только с трудом не расхохотались.
- Газет еще не было, Михаил Михайлович?
- Не было, господин консул.
- А до Зимнего дозвонились?
- Да.
- Что же вы молчите?!
- Не для ваших ушей, господин консул.
- Солдатики ответили?
- Да.
- А ставка?
- Эти молчат. Совсем молчат.
- Плохо, Гудович.
- Очень плохо, господин консул.
- Через час у меня, оповестите всех, пожалуйста.
- Видите того старика с огромными губами, что все время следит за вами из кресла? - спросил подскочивший после ухода консула Александр Зак, глава русского информационного бюро в Нью-Йорке. - Не оборачивайтесь, это Яков Штиф, да, да, тот самый банкир, о, как он вас всех ненавидит, и меня тоже, только меня за что, не понимаю.
- Я слышал о нем.
- Слышали? Вы ничего не слышали, он - все, понимаете, он субсидировал президентскую компанию, он их всех в руках держит, а как просил не спешить с вашей миссией, когда Америка решала, принять вас, не принять. "Погодите радоваться, - говорил он, - свободная Россия? Что это такое? - спрашивал он. - Россия почувствует себя свободной, только когда ей отрубят голову, тогда ей нечего будет терять, а пока существует голова, она все оправдает, со всем примирится". О, Штиф умеет говорить и умеет ненавидеть. Попробуйте с ним познакомиться. Он сумеет обеспечить ваше будущее, когда вы останетесь здесь.
