Впереди у нас, как венец всего, – форум интеллигенции Кубани. Мы искренне хотели бы, чтобы писатели России встретились с кубанской интеллигенцией и поговорили на эту тему.
Мы на Кубани часто обсуждаем эти вопросы, пытаясь докопаться до истины, где и в чем мы допустили просчеты. Почему это произошло? Почему смута возникла именно в это время? Случайность это или злонамеренность?
Конечно, злонамеренность. Все было ясно и понятно изначально.
Те, кто воевал, – это уже ослабленное поколение: многих выбила война, а тех, кто остался в живых, уже не так много.
Затем было поколение 1927–1933 годов, которое изрядно голод покосил.
Потом 1933–1941 годы – это мое поколение. В эти годы еще довольно плотной была рождаемость, нас, детишек, много бегало по улицам.
После войны лет 15–20 в стране была низкая рождаемость. Враги наши и злоумышленники внутри страны рассчитали, что именно здесь слабое звено, что клин надо вбивать в этом поколении. Именно на нем, на этом поколении прервалась связь времен. Если бы после 41-го не было демографического пробела, то я не сомневаюсь, что мудрости народной, а следовательно, и здоровья и мужества поколений хватило бы остановить злодеяние.
Но враги действовали расчетливо. Их цель – противопоставить старшее поколение младшему. Вспомните, сколько грязи выливалось на старшее поколение. Все не так делали – не так воевали, не так погибали… Молодежь в это время увлекли в спекуляцию. Молодой человек или девушка не знали, что есть истинное российское богатство. Думали: из Турции привезли шмотки, и это уже путь к богатству, а он (она) – уже член элитарной части общества. Однако настоящее, реальное богатство России в это время делили за другим перекрестком жизни, о чем младшее поколение и не ведало.
Заполучив гроши и получив возможность их потратить, некоторые молодые люди приняли идеологию космополитизма как свою, проглотили наживку идеологических диверсантов и оказались на крючке, всерьез уверовав, что их отцы и деды что-то не так делали.
У каждого поколения своя судьба, свои ошибки. Нормальные цивилизованные страны, как правило, уходят от глумления над прожитым. И это правильно.
Нельзя нынче с позиций 90-х годов дать справедливую оценку 20—30-м. Потому как надо знать и понимать, что переживали отцы и деды, какими категориями они мыслили, что их ставило в трудные условия, почему они сочиняли и пели свои песни; почему в войну на амбразуры бросались… Для этого надо хотя бы мысленно прожить той жизнью или, по крайней мере, исследовать ее. Последнее удается единицам. Прежде всего, писателям, которые, изображая прошлую жизнь, дают объективную оценку тому, что прожито было теми поколениями.
