– Я вас самих за рамки выведу! Берите кассету, и завтра… Нет, завтра меня не будет. Послезавтра, к семнадцати ноль-ноль, чтобы все стало ясно. Кто, где, когда! Понятно?
– Понятно… – ответил Калмычков.
Выйдя от Перельмана, он много чего связал в один узел. Даже мучившее в «тот» вечер ощущение прокола, казалось бы, нашло новое объяснение.
Вернувшись в кабинет, сгреб в ящик стола бесполезные бумаги. В голове – пустота, на душе – плесень. «Понятно», – сказанное им в ответ на Перельмановский приказ, совсем не означало, что он бросится его исполнять. Копаться в дерьме внутренних расследований – совсем не работа подполковника Калмычкова. Он сыскарь. В прошлом. А сейчас – организатор оперативно-розыскной работы.
Статистика и манипуляции с ней – последнее звено в цепи мероприятий, проводимых отделом и Управлением ГУВД, в котором он служит. А еще есть контроль низовых подразделений криминальной милиции, и анализ, и методическая помощь в освоении новых приемов и средств. Организация взаимодействия с другими службами. Много чего полезного делает их Управление. Только не разгребает дерьмо! Для этой работы существует Управление собственной безопасности.
Калмычков имел и более веские причины не выполнять приказ Перельмана. Он перебирал их одну за другой, пока не понял, что конструктива в накручивании себя абсолютно нет. Наоборот! Надо отвлечься, расслабиться. Прочистить мозги, а потом уж принимать решение. Правильное решение. Потому что при наихудшем раскладе, придется уходить из органов. Не все так просто.
Настенные часы прохрипели неведомую китайскую мелодию, соответствующую восемнадцати ноль-ноль. Рабочий день закончился.
На крышах соседних зданий бликовало предзакатное солнышко, посылало зайчиков в окно его кабинета, словно приглашало успеть под последние теплые лучи. «Почему бы и нет? – согласился он. – Прогуляюсь, подумаю. Разложу по полочкам». Накинул плащ и вышел из кабинета.
Поехал к Неве. В места для туристов, куда не заглядывал годами. Припарковался на набережной против Исаакия. Постоял у парапета, разглядывая речные трамвайчики. От реки потягивал упругий ветерок, и он перебрался в парк, где бродить между собором и Адмиралтейством оказалось намного комфортнее.
Листья кое-где еще держались на ветвях, но земля уже укрылась красно-желтым ковром. «Лет двадцать не бродил по осенним листьям», – подумал Калмычков. Присел на скамью, закурил.
Дневные обиды схлынули окончательно, но их место не заняло умиротворение. Вместо него накатила приторная тоска. Стало жалко себя и других – не конкретных знакомых, а людей – всех подряд. И собак. И ворон… «Чушь полнейшая…»
