– Легко и непринужденно, – Марина подхватила со стола трубку радиотелефона и ушла в комнату.
Сергей поднялся со стула, приблизился к Татьяне Николаевне, посмотрел ей в глаза, отметил почему-то, что совсем она не старая, просто давно разведенная, поднял над ее головой руки полушаром и, бубня какие-то сложные для больной головы фразы явно из русского языка, явно не какие-то магические или языческие заклинания, но все равно неясные, стал водить ими вокруг ее головы, тихонько, мягко передвигаясь по окружности вокруг стула слева направо.
Пациентка и впрямь устала от боли, отчаялась. Да такой степени отчаялась, что, хватаясь за соломинку, позволила Сергею провести над собой этот смешной эксперимент.
Сергей очень старался. Все-таки первый пациент, не считая родной жены, которая уже несколько месяцев горя не знала. Чуть что, сразу: «Сереженька, полечи! Голова опять раскалывается!» А он: «Всегда готов, как Гагарин и Попов!» И через десять-пятнадцать минут никакой боли. Муж рядом. Все хорошо. Ничего не болит.
С Татьяной Николаевной, этаким перезрелым персиком, еще вкусным, сочным, но приторным, то есть на любителя, было сложнее. Не то чтобы болезнь она запустила, с женщинами это бывает, с этим бороться сложно, но можно. У Татьяны Николаевны было еще и другое – двадцать лет начальствующего стажа. Они огрубили ее душевную субстанцию. Такой сочный персик будто бы покрылся ореховой скорлупой, совсем не нужной симпатичному фрукту, красиво покрасневшему от давно забытого волнения. Да, взволновалась начальница, что-то екнуло внутри.
На кухне стало совсем тихо. За окном плавали августовские пушинки, разлетаясь с крупных местных тополей. Марина почти неслышно с кем-то говорила по телефону. Сергей упрямо нашептывал какие-то слова. Татьяна Николаевна забылась, сидела на стуле, смотрела в окно и ничего не видела. И не видя ничего, себя вспоминала, два забавных случая из своей жизни.
Однажды учитель рисования посадил ее вот так же на стул и сказал одноклассникам: «Рисуйте, ребята! Очень хорошая фигура, почти классическая!» Семиклассница Таня сорок пять минут сидела на стуле и не могла понять, похвалил он ее или нет. Почти классическая – это хорошо или не очень. А лет через пять, то ли на втором, то ли на третьем курсе училась она, на вечере выпускников к ней подошел бывший одноклассник и робко вручил конверт. Она удивилась, вскрыла конверт дома, посмотрела на старый рисунок и на свежую подпись, размашистую: «Люблю классику! А почти классику – еще больше!» Но она в это время уже любила своего будущего мужа.
