– Раз бутылка другая, значит и вкус другой. Пей!
Зайнап впервые в своей жизни попробовала вино. Оно водилось в их доме всегда – чистое виноградное вино, без дрожжей и без сахара, так, перебродивший виноградный сок. Мать угощала им участкового, рассчитывалась, когда привозили дрова или уголь. Но даже их чистого домашнего вина Зайнап пробовать не приходилось – ни мать, ни Соня, ни Тимофей Сергеевич, никто в их доме вина не пил. А уж ей и мысли такие в голову не приходили.
Еще голова не проветрилась от выпитого дома новогоднего бокала, а тут Петр подсунул страшную смесь, от которой и более опытные дуреют. Зайнап стало плохо, она вышла на свежий воздух, ее стошнило, все выпитое и съеденное фонтаном изрыгнулось из нее. Платье было испорчено, в зал возвращаться было нельзя, да и сил у нее не было, все плыло и качалось, она едва стояла на ногах.
А тут и Петр вышел, накинул на девочку ее пальтишко и повел в сторону офицерского общежития, уговаривая:
– Как же в таком виде домой явишься, тем более к Лариске? Сейчас платье застираем, утюгом просушим и вернемся в клуб.
Зайнап соображала совсем плохо и послушно шла, поддерживаемая Петром, шла к своему эшафоту, совершенно не осознавая этого.
Петр все рассчитал правильно: в общаге было пусто, кто в наряде был, кто праздновал Новый год в клубе или у знакомых. Он почти без сопротивления снял с Зайнап платье, белье, обтер ее тело влажным полотенцем и уложил на свою кровать. Платье стирать он и не думал. А девочка вдруг заснула крепким сном. Он любовался ее фигуркой, маленькими тугими грудками, одновременно стягивая одежду с себя. Улегся рядом, прижался к телу девочки, стал медленно и искусно поглаживать ее грудь, соски напряглись, стали как спелые вишни; упругий животик, ножки, снова возвращался к груди, языком касаясь сосков, опять блуждал по животику и что-то случилось! Девочка непроизвольно стала отвечать на умелые ласки, нет, не девочка, ее юное тело стало отвечать на ласки, она открылась, словно утренний цветок.
Петр был не очень трезв, но обладание этим прекрасным телом, затрепетавшим в ответ, доставило ему такое удовольствие, какого он не испытывал никогда во всем своем многолетнем опыте.
Он утомил себя раз, снова принялся ласкать Зайнап, и снова тело девочки ответило ему, оно трепетало и извивалось в приливе животной страсти.
Зайнап наконец стала осознавать, что с нею происходит, пыталась вскочить и убежать, но Петр удерживал ее, удерживал и приговаривал:
