— Доспехи! Не вижу в этом смысла. Я не в состоянии огорчать людей, которых люблю, поэтому я не могу жить с вами или сделать что-нибудь еще в этом роде.
Джон ничего не ответил, только пожал плечами, отвел взгляд и потер кончик носа. Они медленно брели от одной клетки со львами к другой, пока не подошли к тигру: тот безостановочно метался взад и вперед, поворачивал к посетителям свою большую пеструю голову и бесцеремонно оглядывал их, с непереносимой фамильярностью почти касаясь торчащими усами кирпичной стены.
— Вот как они расплачиваются за свою красоту, бедные животные, — сказал Джон, немного помолчав. — Вы знаете, это как раз доказывает правоту моих слов. Человечество жаждет получить все красивое и запереть, и затем люди тысячами приходят посмотреть на медленное умирание. Вот причина того, почему люди скрывают свои качества и живут под маской.
— Я ненавижу вас, Джон, и все ваши идеи. Я люблю эти славные создания — или большинство из них, — но я не в состоянии вам помочь, если вы тигр, а не человеческое существо. Я не сумасшедшая, я могу доверять людям, что бы они ни чувствовали, и сама смогу разделить с кем-нибудь любое из своих чувств. Я не имею в виду, что я христианка, — хотя это лучше, чем страдать манией преследования и высокомерно унижать меня за то, что я обожаю своего отца и тетю Эли.
Надо сказать, что мисс Лэкетт не казалась особенно уязвленной высокомерием Джона, когда говорила это. Наоборот, ее глаза сверкали, лицо раскраснелось, она глядела прямо и властно, постукивая по каменному полу острым носком ботинка. Кромарти раздражало это постукивание, он пробормотал несколько слов так тихо, что Жозефина их не расслышала. Единственное слово, которое она разобрала, было «высокомерие».
Она сердито спросила его, что он сказал. Джон рассмеялся.
— Что толку говорить с вами, если вы впадаете в ярость, даже не выслушав, что я хотел сказать? — спросил он.
Жозефина повернулась: она была бледна, но владела собой. Она впилась глазами в кроткого льва с таким бешенством, что не прошло и двух секунд, как животное встало и направилось в помещение позади клетки.
— Жозефина, пожалуйста, будьте рассудительной. Или вы любите меня, или же нет. Если вы любите меня, вам ничего не стоит пожертвовать другими ради меня. Раз вы этого не делаете, это означает, что вы меня не любите и, следовательно, удерживаете подле себя только потому, что это тешит ваше тщеславие. В таком случае я предпочел бы, чтобы вы выбрали кого-нибудь другого для подобного занятия. Мне это не нравится, и в сходных обстоятельствах любой из старых друзей вашего отца будет более уместен, чем я.
