Невеста на ярмарке | страница 23
Дочки ее были очень рады открывшейся ваканции и в свою очередь начали одна перед другою выказывать свои таланты перед офицером, который обворожил их обеих своими остротами и комплиментами.
Стол был накрыт, и хозяйка просила гостя пожаловать — откушать хлеба-соли, чем бог послал.
Вот тут-то надо было послушать, как принялась хвастаться проворная старушка, пользуясь всякими случаями намекать о своем богатстве.
— Что за стерлядка! Признаться, такой не поймаешь в год в нашей речке; вот окуни так бывают в два раза больше, как ты думаешь, Полинька?
— Я не знаю по именам этих рыб, — сказала матери модница.
— Вы по-моему, лишь бы было вкусно; все равно, хоть пескарь, хоть налим.
— Ох, бездомовные! вот бы свесть вас обоих вместе. Свели бы домок на ниточку.
— Почему же нет… — сказал Бубновый, улыбаясь, — и ниточка иная оборвется не скоро.
Все засмеялись. Разговор сделался живее. Анна Михайловна продолжала действовать по своему плану:
— Не взыщите, батюшко, на курице: не своя; вот как мы, бывало, в Прокошине откормим пулярдку, так жиром и обольется, а здесь торговые, заморенные; что взять? Вот хоть бы теленок — таких у нас рабы не едят: бывало, к разговенью отпоишь молочком недельки четыре; так что в рот, то спасибо…
— А у вас большое заведение в Прокошине?
— Не так чтобы большое, а коров дойных до сотенки набралось — было побольше. Петр Михеич был охотник до рогатого скота.
— О! сотню коров продержать не безделица. Верно, у вас покосов много.
— Угодья, батюшко, весьма довольно. Соседи было нас обидели, но Петр Михеич умел справиться с ними, так что у всех урезал десятинок по пяточку, и у нас округлилась усадьбица, любо-дорого. Все свое, и продадим…
— На много?
— Тысчонки на три — или, в хороший год при нем, на четыре, но все еще Прокошино не такой доход нам приносило, как мельница. Вот уж обработал дельце покойник! Лет десять мы ее держали от суда, так что твоя деревня!.. Деньги так и сыпались из-под жернова, успевай лишь подгребать.
Бубновый слушал все это с удовольствием и, дождавшись своей очереди, сам пустился в такие рассказы, кстати и некстати, что Анна Михайловна умолкла перед ним, удивленная. В Петербурге все ему знакомы: один министр дядя по отце, другой — по матери, тот генерал ему должен, этого он избавил от беды, а этот самого его выведет скоро в полковники. На всех балах он первый дансер[26], на всех обедах он почетный гость. А деревень-то, деревень-то! И в Тверской губернии у него двести душ, и в Тульской двести, и в Ярославской триста, и в Саратове суконная фабрика, и в Воронежской конский завод, и в Москве дом, и в Петербурге дача. Словом, собеседники от обеда встали чуть ли не с пятью — десятью тысячами годового дохода каждый — откуда что взялося. — Уж правду сказать, друг перед другом себя в грязь лицом не ударили, и дочери, развесив уши, не знали, чему верить, чему дивиться.