Бубновый, побуждаемый без умолку своим дядькой, уж нафабрил усы, взъерошил волосы а la diable m'emporte[23], стянулся как на смотр, надел блестящий доломан[24], привесил саблю и шашку, напрыскался духами, словом, разрядился в пух и, дав пройти получасу после срока, пошел к своим знакомым, провожаемый Дементием, который и крестил его сзади, и читал молитвы, и шептал какие-то заклятия, слышанные им еще от покойной бабушки в деревне.
Каково же было изумление Анны Михайловны, узнавшей о прибытии гостя в пылу своей стряпни, когда у ней пирог еще не отмяк, жаркое не дошло, поросенок не остыл и бланманже[25] не было взбито! Каково было изумление ее дочек, услышавших через перегородку побрякивание гусарских шпор, — когда у Пелагеи Петровны одна щека была еще краснехонька, как пион, а другая желтехонька, как лилия; когда у Аграфены Петровны пришивалася еще фалборка к платью, припекались пукли, а башмаки надеты на босую ногу! Все они с трепещущим сердцем взглянули в замок на дорогого гостя, как он охорашивался пред маленьким зеркальцем и ходил взад и вперед по комнате, ожидая хозяек; все взглянули — и у всех опустились руки, как у воров, пойманных с поличным. О! с какою злобою вцепились бы они в волосы бестолковому Ваньке, если б только были уверены, что он не взвизгнет и не обратит на себя внимание офицера. За то ж и взглянули они на него, как он пришел их спросить: «Что прикажете?»
Анна Михайловна нашлась, однако, тотчас: она выслала меньшую свою дочь, которая давно уж сидела в углу в простеньком ситцевом платьице и сожалела о произвольных мученицах, — просить извинения у гостя и занять его приличным разговором, пока матушке и сестрицам можно будет принять его. Та вышла, и все отдохнули. Мать возвратилась на кухню для окончательных распоряжений, дочери принялись за туалет, решась одеться поскорее, ибо им было очень неприятно, что меньшая их сестра имеет теперь такой прекрасный случай говорить наедине с их женихом; даже от зеркала они подбегали часто к двери подслушивать речи Анны Петровны.
Та, разумеется, исполнила свое поручение очень ловко; Бубновый при всем своем невежестве начал находить удовольствие в ее разговоре и отпускать свои гусарские комплименты, как ее сестры, почувствовав большие опасения, несмотря на то, что не совсем еще оделись и не получили от матери общего плана действий, решились тотчас явиться на сцену. — Машка отворила им двери настежь, и они выступили, присели величественно, как театральные воспитанницы, и тотчас засыпали своего гостя вопросами и рассказами, так что тот едва успевал оборачиваться — а наконец явилась и Анна Михайловна, которая привела все свои дела в порядок и нарядилась в свой праздничный чепец и новый ваточный капот…
