Алакет хотел идти к пещере, когда взгляд его упал на маленькие заиндевелые листики, незаметно прилепившиеся у стенки разрытой оленем ямки.
— Неужели! — Быстрыми ударами кинжала он выбил несколько комьев земли, под которые уходили корешки этой невзрачной травки. Земля гулко звенела под железным лезвием. Положив мерзлые комья за пазуху, юноша быстро зашагал к пещере. Войдя в пещеру, юноша бросил принесенные куски земли на камень возле костра. Мингюль глухо стонала. Алакет, взяв деревянную чашку с растопленным снегом, уронил несколько теплых капель на пересохшие растрескавшиеся губы любимой. Он попытался дать ей поджаренного мяса, но больная не смогла есть. Покачав головой, Алакет разложил оттаявшие земляные комья и извлек ветвистые корешки. Наморщив лоб, юноша мучительно напрягал память: «Что же делала тетка Тынгет, когда лечила маленького Туруга? Кажется, так…»
Придвинув камень к костру, Алакет ждал, чтобы корешки подсохли. Тем временем он прикрепил над огнем конский желудок со снегом, чтобы снег растаял и вскипел. Когда вода забурлила, Алакет мелко искрошил подсушенные корешки и бросил в кипяток вместе с кусками оленьего жира. И тут молнией блеснуло в памяти: «Да ведь я же не знаю заклинания духа трав, а когда болел Туруг, тетка не только сама совершала обряд, но еще звала шаманку… Что ж делать? — Но отчаяние оказалось сильнее сомнений. — Что ж, попробую без заклинания… Хуже, чем есть, не станет!»
Алакет наполнил чашку отваром. Необычный одурманивающий аромат защекотал ноздри. Поболтав, чтобы остудить жидкость, юноша поднес чашку к губам Мингюль. Она глотала отвар, казалось, не замечая этого. Когда чашка наполовину опустела, Мингюль заметалась со стоном на своем ложе. Алакет бережно обнял подругу, положил ее голову себе на колени, и она утихла.
Томительно потянулось время. «Без заклинания средство не поможет, — с тоской думал Алакет. — Что же мне делать?» Алакет не знал, сколько прошло времени: он задремал. Очнувшись внезапно, как от толчка, он со страхом взглянул в лицо Мингюль. Что такое? Горячечный румянец сменился матовой бледностью, но дыхание стало ровней и во всем теле чувствовалось успокоение. Алакет, не веря глазам, смотрел на спящую подругу. Вот черные глаза ее приоткрылись и ясным взором взглянули на юношу.
— Алакет, что случилось? Где мы с тобой?
Юный динлин нежно привлек к себе любимую.
Прошло несколько дней. Мингюль была еще слаба, но запас мяса подходил к концу, и Алакет решился отправиться на охоту. Скоро отдохнувший, бодрый скакун радостно нес седока вверх по тропе. Вот и оленьи следы. Юноша направил коня по пути, которым прошло стадо. Верное животное легко взяло подъем. Всадник спрыгнул с коня. Дальше он осторожно пошел пешком, держа наготове лук и стрелу и внимательно оглядываясь по сторонам. Несколько шагов — и охотник, упав на снег, неслышно пополз между кустарниками. Перед ним открылась поляна, на которой несколько оленей резкими ударами передних копыт разгребали снег, отыскивая пищу. Стадо охранял вожак с могучей грудью и раскидистыми рогами. Он стоял с гордо поднятой головой, чутко насторожив уши и шевеля ноздрями, из которых струился к вершинам деревьев белый пар. К счастью, ветер дул со стороны стада в лицо Алакету.
