— Мир прославленному брату Дугундэю! — ответил Ченбак. Всадники не торопясь поехали вдоль канала, осматривая поля.
— Смотри, сестрица! — девушка в сером халате коснулась губами уха Мингюль. — Смотри, это твой будущий муж! Неспроста каждый раз после охоты проезжает он по земле нашего рода. Счастливица! — добавила она. — Ты станешь дочерью рода Барана и родственницей самого князя…
Мингюль рассеянно улыбнулась, пожала плечами и ничего не ответила. За шесть лет мысль о муже стала для нее привычной. Как большинство динлинских девушек, она была с детства обручена с тем, чьи родичи отдали за нее плату отцу и старшему брату.
Говорили, что когда десятое лето жизни Мингюль сменилось осенью, увидел ее проезжавший через селение родственник князя — могучий Дугундэй. А через два дня отец и мать Мингюль нашли у своих дверей сосуд сватовства со знаками рода Барана…
А песня плыла и плыла по степи, улетая за Великую реку к склонам далеких гор:
Мы срежем серпами ячмень, зеленый, как
вечернее облако, густой, как горные леса,
переливающийся, как волны Великой реки!
Ой, срежем, о-э-э!
Обмолотим зерно большими палками
в деревянных ступах!
Ой, обмолотим, о-э-э!
Мы разотрем его между двумя плоскими
камнями. Будет мука!
Ой, будет, о-э-э!
Большой желтый платок старой Ольбак сполз на затылок. Из-под него выбились седые прядки. Женщина, щурясь, взглянула вверх. Солнце стояло высоко.
«Владыка неба в золотом венце проехал на белом коне по небу половину дневного пути, — подумала Ольбак, — скоро отдых…»
Горы розовели в лучах восходящего солнца, овцы, поднимаясь с земли, приветствовали утро протяжным блеянием. Казалось, всадник со взглядом, устремленным вдаль, замерший подобно статуе, сам излучает золотистое сияние. Вдали показалась черная точка. Она быстро росла, приближаясь к Алакету. Скоро стало видно несущегося во весь опор человека на буланом коне. Халат его был в пыли. Длинные волосы развевались по ветру. Алакет узнал дядю Паана.
— Беда! — хриплым голосом крикнул Паан. — Зови остальных!
Через минуту они вдвоем подскакали к палатке. У входа толпились взволнованные родственники. Паан произнес только одно слово:
— Хунны!
Испуганно вскрикнули женщины. Мужчины схватились за оружие.
— Говори, — спокойным и ясным голосом сказал Хангэй.
— Гонец прискакал к земляному валу у входа в долину, — ответил, не слезая с коня, Паан. — Но слишком поздно. Хунны пришли следом за ним, сожгли частокол на валу. Наши воины погибли. Брат Асмар больше не вернется к нам!
